В течение двадцати пяти лет, с 1839 года и до своей смерти, здесь, в квартире второго этажа окнами на Фонтанку, жил сын Дмитрия Александровича Гурьева — член Государственного совета Александр Дмитриевич. Затем, в 1903 году, дом унаследовала сначала одна его внучка, а потом вторая — княгиня Мария Шаховская, при которой здание было отремонтировано и вновь наполнено предметами искусства.

«Ожил старый дом — и в двадцатом столетии, рядом с кипучей артерией столицы, рядом с Невским проспектом, по которому шумит трамвай, несутся автомобили, движется многотысячная толпа… ему хорошо и спокойно — он чувствует, что его испытания окончились, что он надолго останется молчаливым свидетелем «прошлого далёка», что его характерные черты — признаки прошлого — не будут уничтожаться, а наоборот, подержатся заботливой рукой» [75], - писал в 1915 году журналист Петр Столпянский. Он не предполагал, что блестящая эпоха княгини Шаховской — лебединая песнь дома на Фонтанке.

В 1920-х здание было отдано под эстонскую партшколу и издательство. Сейчас дом занимает отделение Математического института им. В. А. Стеклова РАН.

Литература

Вигель Ф. Ф. Записки. М., 1891–1892.

Вяземский П. А. Полное собрание сочинений: в 12 т. — Т. 8. — СПб., 1883.

Козлов И. И. Полное собрание стихотворений. — 2-е изд. — Л.: Советский писатель, 1960. - (Библиотека поэта. Большая серия).

Смирнова-Россет А. О. Дневник. Воспоминания. — М.: Наука, 1989.

Столпянский П. Н. Дом княгини М. А. Шаховской, Фонтанка, 27. — Пг.: 1916.

Фикельмон Д. Дневник 1829–1837. Весь пушкинский Петербург. — М.: Минувшее, 2009.

Ходасевич В. Ф. Графиня Нессельроде и Пушкин // Пушкин и поэты его времени. — Т. 2. - (Статьи, рецензии, заметки 1925–1934 гг.)

Черейский Л. А. Нессельроде Мария Дмитриевна // Современники Пушкина: документальные очерки. — 1-е изд. — Л.: Дет. лит., 1981.

Щеголев П. Е. Дуэль и смерть Пушкина: исследование и материалы. — М.: Книга, 1987.

Доходный Дом Коноваловой

(1874 г., архитектор В. М. Некора) Озерной пер., 12

«8 мая 1918 года я отправилась в Петербург. С Финляндского вокзала мне пришлось добираться до дома… пешком.

Муж пришел встретить меня. Я заметила, что он был очень печален. Вечером дома Александр сообщил мне, что мой брат Георгий умер в Сухуми 18 февраля, в день, когда город бомбили большевики. Прошло три месяца со дня его смерти, и я ничего об этом не знала!

В нашем доме происходили неприятные изменения. Нам приходилось продавать ковры, чтобы сводить концы с концами. Еда была в большом дефиците.

Как сотрудник комиссии по обмену гражданскими узниками, (муж) мог наслаждаться порцией собачьих галет и мясом с кашей — ужасной смесью, которую он находил превосходной.

Мой муж, дворник и прачка — как работающие — получали полфунта хлеба, тогда как нам полагалась лишь 1/8. Когда мы уже больше не могли содержать слуг, у нас осталась лишь старая нянька, которая жила в нашем доме. Она осталась с нами и готовила нам еду.

В месяц на домашнее хозяйство нам позволялось снимать с нашего счета в банке только 150 рублей. Из этих денег мы должны были платить зарплату и кормить двоих прачек. Наша повариха была чудной женщиной. Мы вместе ходили на базар и покупали провизию.

В нашем втором доме, который находился в том же дворе, теперь разместился полк кавалерии. <…> Наш скудный паек сахара мы делили на восемь частей.

По воскресеньям к нам приходили племянники и племянницы мужа, и мы угощали их рыбным пирогом, большая часть которого состояла из картофельных очисток.

Из Швейцарии мы получили таблетки какао, которые сосали, прогуливаясь по улице. Сама жизнь, за исключением продовольственного вопроса, все больше и больше напоминала прежнюю, до прихода к власти большевиков. Друзья приходили в гости, и мы, как и в старые дни, музицировали.

Но где-то подсознательно не покидало ощущение безнадежности, становилось ясно, что дальше так продолжаться не может» [76].

Этот дом, а точнее домовладение из двух зданий, имеющих общий двор, купил в начале XX века тридцатишестилетний барон Александр Феликсович Мейендорф для себя и своей супруги Нины (бывшей грузинской княжны, урожденной Цулукидзе).

Александр Мейендорф (ЦГАКФФД СПб)

Тогда, в 1904 году, дворянин, увлеченный политикой и правом, работал приват-доцентом (то есть внештатным преподавателем) юридического факультета Санкт-Петербургского университета и делопроизводителем в Министерстве внутренних дел, но, получив наследство от покойного родственника, стал финансово независимым, смог оставить государственную службу и приобрести этот дом.

Новая собственность Мейендорфа состояла из участка, ограниченного Озерным переулком и Бассейной улицей (ныне — улица Некрасова). По переулку располагался трехэтажный дом, построенный тридцать лет назад для купчихи Пелагеи Коноваловой (лепные инициалы бывшей хозяйки барон не сбил — они и сейчас красуются на необарочном фасаде). А по Бассейной улице стоял небольшой доходный дом (№ 41), выстроенный архитектором Иогансеном для предыдущего владельца участка — переехавшего в столицу из Твери купца Григория Пинеса. Кстати, соседний дом (№ 39) занимали родственники Александра по другой ветви рода — шестидесятичетырехлетний барон Кондратий Мейендорф с женой и двадцатисемилетней дочерью.

Заселение в новый дом совпало для Александра с бурным периодом его политической карьеры. Зимой 1905 года после расстрела мирной демонстрации рабочих, шедших в Зимний дворец к Императору с петицией, в которой содержался ряд требований, направленных на ограничение самодержавия, в Петербурге началась первая русская революция. Через девять месяцев Николай II, дабы справиться со смутой и повсеместными забастовками, принял «Манифест 17 октября», учреждавший Парламент и гарантировавший некоторые гражданские свободы. В том же месяце появилась партия «Союз 17