руку с мачете, и ее от обнаженного плеча до самого запястья мгновенно покрыли черные полосы.

Дини ши не шелохнулся. Он не изменил расслабленной позы, но Зоя догадывалась, что он медлит не потому, что думает, будто их бой будет коротким и скучным. Он явно соображает, кто же перед ним.

— Та, кого я ищу.

— Верно.

— Во Дворах тебя звали Птицей.

Зоя склонила голову набок.

— Точно. Из-за маски. А теперь бейся со мной, раз обещал.

Дини ши церемонно поклонился. Раньше, чем он выпрямился до конца, в его руке уже сверкал обнаженный меч.

— Всегда к Вашим услугам, леди Вида. Раз уж, я подозреваю, этого не избежать. Ведь Вы не пойдете со мной по доброй воле.

— Никогда!

Она бросилась на него первой, ушла от удара кулака в шипастой латной перчатке, но и сама даже не успела коснуться, чуть не врезалась спиной в дерево, отскочила, раздраженно махнула рукой на растерявшегося Айкена: пистолет плясал в его руках, но взять на мушку хоть одно слабое место дини ши он никак не мог.

— Не мешай!

Дини ши лихо и хвастливо крутнул мечом и ринулся в атаку.

Они начали красиво — почти танцуя, подступались друг к другу, кружили, руки Зои летали, как крылья, мачете перетекал из одной ладони в другую. И в одно мгновение все великолепие движений сошло на нет, противники почувствовали, что нет времени и дальше играть друг с другом. Рубящие широкие движения дини ши перешли в короткие, колющие, от которых Зое с ее стилем боя стало тяжелей уворачиваться. Но она пребывала в том состоянии, сходном с берсеркерским, когда ее кожа покрылась черными стрелками, поэтому, уйдя от очередного тычка, припав к ковру из палых листьев, Зоя послала мачете умелым броском вперед (потом, сжимая дрожащие запястья трясущимися пальцами, она не понимала, как это сделала). Лезвие вошло в зазор между стальным рукавом и нагрудником дини ши, ровно в слабое место, защищенное только тонкой кольчугой. Воин выронил меч, попятился, ладонь его описывала круги над раной, но не решалась вынуть мачете. Зоя медленно встала, деланно-аккуратно стряхнула с себя сор и листья, а затем направилась к противнику, прижавшемуся спиной к дереву и страдающе стонавшему.

— Кто же тебя послал? Его Величество или Ее Величество? Ты одет в доспехи Неблагого Двора, но явно к нему не принадлежишь. — полосы с кожи девушки испарились, и по мере их исчезновения ее голос из стервозно-стального становился постепенно обычным, только злым. — Габриэль предупредил бы тебя, что я единственная из обоих Дворов могу держать в руках железное оружие. То, что доставляет вам невыносимую боль.

— Ты права, — прохрипел дини ши. — мне так больно, что, не будь я рыцарем, просил бы у тебя смерти. Но, знаешь… ты не одна такая.

— Вот как. — Зоя выдернула мачете, второй рукой упираясь в шлем врага так, чтобы его голова оказалась достаточно запрокинута. — я учту невысказанные пожелания. Считай, что ты погиб в бою, если тебе это будет приятно.

И она перерубила воину шею, как цыпленку. Потом медленно разжала пальцы. Доспехи с грохотом рухнули на корни могучего дерева.

— Ты не будешь смотреть на лицо под шлемом?

— Нет.

— А если это твой знакомый?

Зоя покачала головой и отступила на несколько шагов.

— Вряд ли… Но все равно — именно этого я и боюсь.

Айкен привлек девушку к себе и попробовал поцеловать, но она отвернулась, чувствуя, что ей не хватает воздуха. Уткнулась лбом в плечо возлюбленному, зажмурилась, пытаясь успокоиться. Обычно она была в игривом настроении после каждой битвы, но сегодняшняя отличалась от всех прочих.

— Только что наступил Самайн. — прошептала Зоя, отняла лоб от плеча молодого человека и заглянула ему в лицо. — Хэвен предсказывал это, и вот теперь мы знаем, что никогда не иметь нам спокойной жизни, ни за наипрочнейшими дверьми, ни при помощи самых могущественных рун…

Они выскользнули из плена деревьев в густую темноту, хотя, казалось бы, с того времени, как они вошли в чащу парка, не могло пройти так много времени — почти четыре часа. Но Айкен уже больше года, как разучился удивляться. Молодые люди направились домой, едва ли намного больше взволнованные, чем обычно после того, как покидали Симонетту. Подсознательно они оба каждую секунду ждали нападения, и, может быть, только это их и спасло. Айкен был несколько удивлен тем, как спокойно воспринял появление тварей из Дворов, но понимал, что в глубине души знал наперед о том, что рано или поздно они снова встретят броллахана. Разве что дини ши его огорошил.

— Дикая охота не явилась за нами сегодня, хотя могла бы… Почти была бы должна! — Зоя потерла лоб. — Но броллахан…

Девушка замолчала, кусая губы. Похлопала себя по карманам, ища сигареты, но мгновенно забыла о них, закрыла глаза и устало потерла побледневшее холодное лицо.

— Тебе страшно?

— Нет, но мне плохо. — Зоя пожала плечами. — на меня давит эта ситуация. Не хочу больше в ней находиться, честное слово.

Однако отчасти она была даже рада тому, что произошло. Она вновь была на мушке Неблагого Двора, но при этом теперь знала, за что бороться. То, что начинается, в итоге рано или поздно заканчивается. Она хотела начать войну! И Самайн был неплохим днем для того, чтобы подпитаться магической энергией.

Она не собиралась заниматься сегодня сексом, хотя бы потому, что руки у нее подрагивали от волнения, казалось, что, несмотря на руны, вышитые на подкладке одежды, за ними кто-то наблюдает, но в конечном итоге… это был Самайн. Преодолеть его зов было выше их сил.

Они шли в полном молчании, Айкен размышлял, что же случилось с Зоей, что драка ее не распалила. Исчезла какая-то лихость, удаль, с которой Зоя раньше побеждала даже самых опасных врагов, даже когда была серьезно ранена… Айкен вспомнил ночь, с которой начались их настоящие отношения: ведь Зоя тогда была почти при смерти…

— Тот рыцарь сказал, что тебя звали птицей. Так дело в маске?

— У всех нас во Дворах было свое животное-символ. Не тотем, а, скорее, звание, прозвище, нечто близкое по духу. У Хэвена это тигр. Он и действует, как тигр, нельзя его винить. Он делает только один прыжок, никогда не преследуя жертву. Только один. Потом он забывает об этой цели.

Айкен понимающе покивал.

— У меня "тотемов" было даже два. Сперва — голубка. — Зоя ухмыльнулась. — ведь я должна была стать утешением разлученным Натаниэлю и Габриэлю, носила вести от одного к другому. Потом меня стали именовать просто птицей, как только