Вот несколько примеров.

В «Знаке четырех», когда Холмс идентифицирует две записки, отправленные мисс Морстен, как составленные одной и той же рукой: «Но никакого сомнения: все адреса и письмо написаны одним человеком. Смотрите, “е” везде одинаково, обратите также внимание, как изогнуто конечное “s”. И там и здесь видна одна рука». Сравнительно очевидная экспертиза, хотя столь быстрое и определенное утверждение в наши дни восприняли бы как поспешное.

Характерные буквы снова появляются в рассказе «Долина ужаса», и в этот раз в более мрачном контексте. Открывая письмо, Холмс уверенно заявляет: «Это рука Порлока… Игрек с особенной верхушкой – это очень характерно»[28]. Когда Ватсон спрашивает, кто такой этот Порлок, то ему сообщают, что это «чрезвычайно хитрая и ловкая личность», сообщник смертельного врага Холмса, профессора Мориарти. В той же самой истории детектив исследует бумагу, чернила и перья, чтобы заявить, что таинственная карточка, маркированная «Д. В. 341», вовсе не написана в доме жертвы убийства, мистера Джона Дугласа.

В рассказе «Пропавший регбист» (1904) Холмс использует старый трюк, читая текст в обратном направлении с промокательной бумаги. Такая же бумага возникает еще раз в «Человеке с рассеченной губой», и в этот раз детектив отмечает по-разному окрашенные чернила на адресе, что указан на конверте: «Имя. полностью черными чернилами. остальное более светлыми, сероватыми, что показывает – здесь использовалась промокательная бумага», – он делает заключение, что автор сначала написал имя, дал ему просохнуть, а в это время отправился искать адрес, ну а после промокнул строчки. Поэтому писавший, заключает Холмс, и не помнил адреса. Сомнительно, конечно, но интересный вариант использования криминалистической экспертизы для создания гипотезы.

Интерпретируя неровный почерк на завещании Джонаса Олдейкра в «Подрядчике из Норвуда», Холмс отправляется в смутную и не совсем научную область графологии. Он предполагает, что документ был составлен в движущемся поезде: «Каллиграфические строки написаны на остановках, неразборчивые во время хода поезда, а совсем непонятные – когда вагон подскакивал на стрелках». Не будучи удовлетворен столь смутным заключением, великий детектив продолжает: «Эксперт [такой, как он сам] сразу определил бы, что завещание составлено в пригородном поезде, потому что только при подходе к большому городу стрелки следуют одна за другой так часто». И в конечном счете он осмеливается определить даже линию и разновидность поезда: «Если считать, что он писал всю дорогу, можно заключить, что это был экспресс и что между Норвудом и вокзалом Лондон-бридж он останавливался всего один раз». Прекрасный эпизод с точки зрения писательского мастерства, но сомнительная криминологическая экспертиза.

Если умозаключения Холмса на основе корявого почерка в завещании кажутся немного притянутыми за уши, то по сравнению с полетами фантазии, которыми сыщик наслаждается в других случаях, они выглядят просто безобидно. Источник подобных выводов можно обнаружить в переписке Конан Дойла со специалистом по почерку из Эдинбурга Александром Кэргиллом, автором работы «Здоровье в почерке», переписке, которая велась в районе Рождества 1892 года. Невозможно с уверенностью сказать, насколько серьезно воспринял писатель теории Кэргилла по поводу взаимосвязи между особенностями почерка и болезнями, но мы знаем, что они побудили Дойла забраться в еще одну сферу, где его детектив мог показать близкие к чудесным познания. Еще раз – как и в эпизоде с завещанием, составленным в поезде, – он делает это с таким убедительным видом научной определенности, что читателю только и остается, что восхищенно открыть рот.

Графологические изыскания Холмса стартуют без шума и пыли в «Картонной коробке». Процесс рассуждения в этой истории выглядит достаточно достоверно: тот, кто писал адрес на коробке, был «не очень образованным и не знающим Кройдона». Когда же сыщик добавляет, что отправитель был мужчиной, поскольку «почерк явно мужской», он, как и в случае с френологией, переходит в область псевдонауки.

Исследования показали, что пол невозможно с какой-то вероятностью определить по почерку. И в то же время достоверными научными методами удалось доказать, что мужчины идентифицируют мужской почерк лучше, чем женщины, а женщины идентифицируют женский почерк лучше, чем мужчины.

В «Рейгетских сквайрах» Холмс растягивает графологический анализ до предела, и даже выходит за него. Кучера Уильяма Кервана убили выстрелом, и, скорее всего, это сделал чужак, который вторгся на территорию усадьбы, принадлежащей семейству Каннингемов. В руке убитый сжимает кусок бумаги (показано как факсимиле в оригинальной истории), оторванный от листа большего размера. На фрагменте можно прочитать такие слова[29]: «Без четверти двенадцать узнаете то, что может». Холмс находит, что «документ представляет чрезвычайный интерес», и рассматривает его «с самым сосредоточенным вниманием», после чего глубоко задумывается. Хорошенько взвесив все, он «вскочил на ноги с прежней энергией».

И что же наш человек науки сумел понять по обрывку бумаги с краткой надписью?

Начнем с того, что все написано «неровно и беспорядочно», и это показывает, что «не может быть ни малейшего сомнения в том, что этот документ писали два человека, по очереди, через слово».

Во-вторых, характер двух людей, которые сочинили записку, очевиден по их почерку. Доказательство: «энергичное t в словах at и to» и «вялое t в словах guarter и twelve». Это позволяет Холмсу «сказать с полнейшей уверенностью, что learn и maybe написаны более сильной рукой, а what – более слабой».

В-третьих, два индивидуума писали бумагу, поскольку один из них не доверял другому, и по этой причине решил, что «каждый должен принять равное участие». Отметим, что к этому моменту Холмс уже понял, без какого-либо объяснения, что оба индивидуума принадлежали к мужскому полу.

В-четвертых, «тот, кто писал at и to, был главарем». Невероятно!

И вот доказательство.

1. «Обладатель более твердой руки писал все свои слова первым, оставляя пропуски, которые должен был заполнить второй».