ли? Или мне так просто кажется? Да нет… Вроде с внешностью у Анисы полный порядок. И нравится она мне просто безумно!

— Но учитывать интересы других тоже надо, — попробовал я сформулировать возражение против не предполагающих отказа просьб. — О, точно! Понял я, что меня больше всего возмутило. То, что я не мог отказаться выполнять просьбу.

— Но я же по другому не могу, — печально сказала девушка. — А по поводу интересов, то не надо врать себе — все и всегда ставят на первое место свои интересы. И хорошо, если готовы поделиться кусочком с близкими. На этом мир стоит. Вот ты же спас меня. Но и свои интересы не забыл. Не веришь? Тогда просто представь, что на моем месте оказалась бы старушка. Ну как хороший человек, ты бы ей помог, конечно. Но заботиться, как обо мне, точно не стал бы!

Я слегка поморщился о перспективе замены и внутренне согласился с доводом.

— А еще, когда ты меня хм… пригласил… — она кивнула в сторону кровати. — Ты не сильно-то подумал о моих интересах. Нет, я не жалуюсь, но все-таки. Для приличной девушки это не то же самое, что для мужчины!

— Да я хоть сейчас жениться готов, — ошарашенно сказал я.

И тут Аниса резко замолкла. Она помялась, порозовела, а потом невнятно проговорила:

— Не надо спешить, мы же еще маловато знакомы. Да и вообще… И не думай того, что ты сейчас подумал, что я баронесса и надеюсь, что все еще образуется, и ты мне не пара. Просто… оказаться… э… вместе на второй день знакомства — это еще ладно. А вот жениться, это уже точно перебор!

Мы оба на несколько минут замолчали, а потом Аниса вдруг произнесла:

— Прошу меня простить. Но только за мои задевшие тебя просьбы. А если ты будешь меня еще в чем-то обвинять, то я от тебя уйду!

Я удивленно посмотрел на узкое окошко, за которым хоть и царствовала поздняя весна, но совсем не южная.

— В нижнюю комнату, — поправилась девушка, а потом подумала, вспоминая ее обстановку и слабо улыбнулась. — Ну как минимум на дальний край кровати.

Я молча обнял красавицу, даже не задумавшись и о том, что она меня опять попросила, и что я с радостью просьбу выполнил, забыв о своем негодовании. Более того, мы отправились изучать какие там у кровати края дальние, а какие ближние. Так что все работы отодвинули на следующий день.

Вечером мы совместно приготовили ужин, и девушка вдруг сама начала мне рассказывать про себя:

— До двенадцати лет я жила в фамильном замке. Уже тогда обнаружилось мое проклятие. Слуги не могли мне отказать. Если говорить об отце и воинах дружины, то те держались получше, но все равно мелкие просьбы выполняли с радостью. Крепче всех оказалась амазонка, моя телохранительница, которая поначалу тоже поддавалась, хотя и весьма слабо. Это меня так раззадорило, что я решила ее сломить. Просто из упрямства. Это был единственный случай в моей жизни, когда я попробовала воспользоваться умением намеренно для полного подчинения человека.

Я слушал затаив дыхание.

— Но та дама оказалась умной и наблюдательной. Она видела уже и поклонение, и угождание мне слуг, и даже два случая схождения с ума от слишком частых моих просьб, так что выводы сделала. Она сняла свой ремень, в половину меня тогдашней толщиной и так приложила меня по мягкому месту, что я провизжалась только через полчаса. А та просто сказала, что если я не прекращу так поступать с ней, то она добавит еще раз двадцать. А потом добавила, что если не прекращу так поступать с другими, то уже через несколько лет буду вспоминать этот ремень как ласку. Люди мне не простят такого ведьмовского умения. Никто и никогда.

Я только покачал головой, удивляясь мудрости неизвестной амазонки, которых молва считает весьма недалекими.

— Я сделала выводы и стала больше задумываться и наблюдать. Несколько раз мне довелось убедиться в правоте моей телохранительницы, у которой, впрочем, скоро закончился контракт, и она уехала. В итоге я перестала вообще кого-либо о чем-либо просить. В замке о моем проклятии знал только отец, которому амазонка, конечно рассказала о происшествии, но он как-то не обратил на это особого внимания. Слуги, вообще, как-то даже и не поняли почему так мне угождали. Ну просто милая девочка, что бы не выполнить ее просьбу…

Потом Аниса сказала, что подробности о детстве расскажет, если я потом ее попрошу, а пока перейдет к более взрослым годам:

— В двенадцать меня отправили в пансион для благородных девиц, где и магию немного изучали. И вот тут начались первые настоящие проблемы. Я не была дурой, но была одной из худших учениц. Догадаешься почему? Нет? Вот как ты учился? Тебе давали задание, и ты изучал вопрос. А что непонятно, спрашивал у преподавателя. Спрашивал, понимаешь? Я же всегда высокомерно молчала. Сотня просьб к преподавателям и все бы догадались о моем проклятии… после того как вылечили бы массовое сумасшествие учителей.

Я покачал головой. Действительно, а ведь и не догадаешься о проблеме, пока не услышишь объяснение.

— А еще взрослеющие одноклассницы начали просто липнуть ко мне. В общем, я сбежала уже через пару лет. И еще два года просидела в замке ни с кем не встречаясь и почти не разговаривая. А потом отец умер, и мой старший брат, которому отец рассказал о моем умении, решил им распорядиться. Он настойчиво потребовал явиться ко двору, где он всю жизнь ошивался при младшем принце, впустую прожигая время. Догадываешься, чем мне это грозило?

Я не был уверен, поэтому пожал плечами.

— Стать чьей-то любовницей, выпрашивать много и разного, а потом быть казненной, когда до толпы дойдет, как именно я всего добиваюсь. Благо, что мне уже было шестнадцать, и я удрала в армию. Девушек-магов в войска берут неохотно, за одним исключением. Наездницы на драконидах. Эта тварь поднимает всего пудов десять, так что и мужчин берут тщедушных, и девушек соглашаются. Легче наездник, больше груза. А маги для того, чтобы после первого падения не соскребать летуна с камней.

Я улыбнулся сравнению, но Аниса была серьезной:

— Так я оказалась там, где мне было страшнее всего. Но ничего. Мы в основном не предназначены для битвы. Транспортировка отдельных солдат, доставка грузов и сообщений. Я всего два раза за время службы была