заметить их он сумеет: уже темнело, и вряд ли парни будут кататься в это время по неровной лесной дороге с выключенными фарами.

* * *

Лиза не стала перевязывать Чернова в палате, заставила его подняться и отвезла в перевязочную на кресле-каталке. Чернов был по-прежнему немногословен и раздражен. Но в этот раз сквозь зубы все-таки признался Лизе, что в этом городе он был проездом, и знакомых тут у него нет. Изображая сердобольную барышню, Лиза сделала вид, что ему сочувствует, и принялась костерить «распоясавшуюся шпану», которая сорвала человеку командировку. При этом аккуратно поменяла ему повязки на швах, а потом проверила гипс. Тот циркулярный, что был на руке, оставила в покое, а вот ножной лангетой оказалась недовольна, заявила:

— Ну вот, бинты расхлябались! Они у нас сейчас стали ну ни о чем, ничего не могут держать! Но ничего, я сейчас сверху еще одним подмотаю, так будет надежнее.

— Делай что хочешь! — раздраженно ответил Чернов.

— Не «хочу», а «надо»! — авторитетно поправила Лиза. — Потому что не будет нормального заживления, если гипс как следует не зафиксирован.

Она не могла откровенно заявить Чернову, что вместо лечения куда охотнее доломала бы ему его ногу… то есть реально не смогла бы, конечно, такого сделать, но помечтать было не грех. Особенно под его желчное бурчание о том, что, культурно выражаясь, все медики ни на что не годятся и вообще вся медицина полный отстой вместе со своими бинтами и прочей хренью.

— Отстой или нет, а без нас бы тебе еще хуже было, — не выдержав, припечатала Лиза и продолжила фиксировать лангету, надежно накладывая один тур бинта на другой поверх удачно пристроенного и включенного «жучка».

После перевязки она отвезла Чернова обратно в палату и отзвонилась Антону:

— Ну как там? Сигнал идет?

— Пошел. Молодец, справилась. Теперь Ярослав тебя в конце рабочего дня заберет, а я буду караулить до закрытия больницы. После перехода на ночной режим приеду и поделюсь новостями, если будут.

— А что бы ты на ужин хотел?

— Без разницы. И вообще не заморачивайся, лишний раз не светись по магазинам, а лучше позвони, когда доедешь до дома, чтоб я был за тебя спокоен.

— Хорошо! — Лиза отключилась. Постояла в кабинете возле окна, настраиваясь на продолжение рабочего дня и активно-принудительное общение со следующими пациентами. На улыбку, спокойствие и сочувствие, в то время как на душе целая толпа кошек скреблась, всеми четырьмя лапами каждая. В словах Антона слышалась забота о ней, несмотря на его сухой тон, живо напомнивший о том, кто действительно о ней заботился. Борька! Вот кто пытался до нее дотянуться, пусть теперь не сам, а через своего друга, чтобы в очередной раз защитить от неведомой опасности. А вот Лиза не могла отплатить ему тем же, помочь и поддержать, оказавшись сейчас рядом! Так что оставалось только гадать, где он и как. Она вскинула голову, удерживая непрошеные, внезапно накатившие слезы, и глубоко вдохнула, пытаясь взять себя в руки. Вовремя! Дверь перевязочной распахнулась, внутрь заглянул один из их хирургов, Иван Ильич:

— Лиз, у тебя никого? Тогда давай с тобой Власова глянем, пока я свободен? Сейчас его приведу.

— Да, конечно. — Лиза поправила сбившуюся клеенку на операционном столе и развернулась к столу перевязочному. Сейчас ей придется ассистировать врачу полчаса, не меньше, так что, даже если бы она очень захотела, у нее не было бы возможности держать Чернова под контролем. Хорошо, что Антон нашел решение этой проблемы.

7

Вернувшись в машину, Борис развернулся в своем кресле так, чтобы видеть сидящих сзади Таню и Машку. Спросил:

— Ну как вы, в порядке?

— Я знала, что ты приедешь! — снова радостно выпалила Машка.

Борис лишь вздохнул в ответ: не было смысла расписывать девочке, какая цепочка событий его сюда привела. Перевел глаза на Татьяну:

— Будем на «ты», хорошо? — и, дождавшись кивка, спросил: — Что у вас все-таки происходит, в твоей семье? Хотелось бы понять, раз меня это тоже коснулось.

— Я не знаю, — ответила Таня, стиснув руки и нервно переплетая пальцы. — Ни что случилось, ни что делать дальше. Всеми семейными делами заправлял мой отец, а у него теперь не спросить… Ты знаешь, что произошло у нас в Заболотье?

— В курсе. И Машуня рассказывала, и новости в интернете смотрел. Все то, что было уже потом. Как это случилось?

— Как случилось, я не знаю, меня в тот момент не было дома. Эти двое в тот вечер забрали Марусю из дома и увезли после скандала в нашей семье. Я не смогла этому помешать, а отец не захотел сделать так, чтобы они передумали. Поэтому, когда они схватили Марусю и поехали, я бросилась вслед за машиной, и не помню, сколько бежала. Потом, когда они окончательно скрылись, я долго ревела, сидя на обочине. А когда вернулась, дом уже горел, и соседи сбежались. Я вначале думала, что отец тоже среди них, а мама в тот день вообще была в городе. Так что я его не сразу хватилась. А кто был второй, я вообще не представляю… даже если первый был отцом… ты же понимаешь, о чем я?

— Да, об этом я тоже читал. И с полицией имел разговор.

— Если бы я знала, что в доме кто-то есть, я бы, может, попыталась туда заскочить, но ведь даже не подумала… а дом разгорался, хоть соседи и пытались его тушить.

— Какой дом, мам?! — вмешалась Машка.

— Тише, Машунь, не надо шуметь, — заметив Танину растерянность, Борис взял инициативу на себя: — Пожар был. У ваших соседей. Потом все узнаешь. А пока дай мне с твоей мамой поговорить.

Маша притихла, но при ней взрослые не могли изъясняться свободно. Пришлось ограничиваться недомолвками.

— Я узнал от дежурного, что одному из этих двоих удалось забрать девочку, потому что он ее отец. Это правда? — спросил Борис. — И кто он? Тот, что в синей рубашке?

— Да, в синей. Чернов. И да, отец, — даже в полумраке неосвещенного салона невозможно было не заметить, как Танино лицо исказила гримаса, не поддающаяся описанию. — Это мой отец меня вынудил, чтобы я вышла за него. У них были какие-то совместные дела, они хотели дополнительно их скрепить родственными узами, чтобы упростить юридические моменты. Я и сама не знаю, как на это согласилась. Но уже через полгода заявила отцу, что по документам все может оставаться как угодно, только жить с Черновым я больше не буду и чтобы в нашем доме его больше