Окончательно закоченев, я вылез из душа. «Надо что-то делать», — билась птица-мысль в клетке черепной коробки. Не пить, потому что это хреново помогает. Не прыгать с крыши, не покупать билеты на ближайший рейс до Индии, чтобы найти в Варанаси старика-йогина и как следует набить ему морду. Я покружил по квартире и вдруг наткнулся взглядом на лежавший на тумбочке ключ зажигания. Скривил рот в злой усмешке — о да, кто же не любит быстрой езды в психованных чувствах! — и стал одеваться.

«Патриот» не гоночная машина, однако сто сорок я на нём сделал. На автобане, конечно, — мой инстинкт самосохранения ещё не настолько атрофировался, чтобы на таких скоростях летать по городу. Езда на пределе автомобиля требовала полной сосредоточенности, и самоедский внутренний голос временно заткнулся. На одной из развязок я ушёл с хайвея на обычную двухполоску, а потом и вовсе свернул на просёлки. Я хотел пустоты и пространства, и убранные поля были именно тем местом, где вдоволь хватало и того, и другого.

Когда солнце коснулось золотым краем огненного горизонта, я остановил машину на обрыве высокого холма. Вышел на свежий воздух — ух, морозно! — достал сигареты и жадно закурил. Первый ясный день за много недель — и так бездарно прожит. Я выпустил в закат густой клуб дыма. Забавно, я почти ненавижу себя, однако не могу плохо думать о Тиме. Причём не из-за каких-то моральных соображений, а просто потому, что у меня напрочь отключена эта опция. Зато опция «защищать» выкручена на максимум: я-то справлюсь с чем угодно, но вот Тима трогать не вздумайте. Ему и так досталось, хоть в снах, хоть в наяву.

Это ни в одном месте нельзя было считать нормальным.

Ну хорошо, выплюнул я в догорающий небесный костёр. Хорошо, я признаю. Я бы мог. В других — мы знаем каких — обстоятельствах, но, я настаиваю, только с этим конкретным человеком. Однако сейчас, в текущей реальности, мне этого не нужно. Совсем, ни при каких условиях.

Тогда почему я изо всех сил не хотел просыпаться? Только ли потому, что знал, каким геморроем обернётся для меня бодрствование?

Я скрипнул зубами, оставляя провокационный вопрос без ответа, однако рефлексию моё подчёркнутое молчание отнюдь не угомонило.

Хорошо, настойчиво продолжила она, а просто общаться я бы хотел? Если бы не было снов, хотел бы я таскать Тима по едальням или без приглашения заваливаться к нему в гости? Слушать его заумные рассказы и самому болтать обо всём, что в голову взбредёт? На выходных брать их с Белкой в охапку и выезжать на природу? Хотел бы я, чтобы мне всегда улыбалось моё личное, персональное солнце?

Кажется, кто-то совсем забыл об Анне. Да и об Ольге, раз уж на то пошло. Как вписать их в нарисованную идиллию из двух приятелей и собаки? И, самое главное, чего хотел бы сам Тим?

«Неодиночества».

Забытая сигарета погасла у меня в пальцах. Я аккуратно спрятал её в пачку и запрокинул лицо к густо-синему небу, на котором уже загорались искорки звёзд. Такое чувство, словно я пытаюсь объединить два параллельных мира, не желая терять ни один из них. Но согласно теориям, части мультиверсума обречены существовать порознь, так что мне придётся выбирать. Или нам, если Тим тоже задремал сегодня днём. Я вынул из кармана смартфон, нерешительно покачал в ладони. Ладно, не сделаешь — не узнаешь.

— Привет, не занят?

— Привет, — голос Тима звучал спокойно и естественно, — нет, не занят.

— Тогда скажи, — я опять посмотрел в небо, где звёзд заметно прибавилось, — что ты думаешь о теории мультиверсума?

Пожалуй, Тим был единственным на всём свете человеком, который мог ни капли не удивиться тому, что поздним вечером субботы ему звонит совершенно трезвый коллега и задаёт настолько странные вопросы.

— Ну, математическим аппаратом я не владею, так что говорить о её строгой обоснованности не буду. Она просто кажется мне верной. Мироздание как совокупность всего, что только может быть, квантовая частица, пребывающая во всех состояниях сразу, но с разной вероятностью — по-моему, захватывающе красиво.

— Единство бесконечно большого и бесконечно малого, — я бездумно следил глазами за светлячком-спутником, ползущим по тёмному небосклону. — Да, тебе должно нравиться.

— И хотя моё тело может находиться только в текущей, наиболее вероятной реальности, дух пронизывает их все, объединяя всех моих двойников, — тихо добавил Тим. — Это… поддерживает.

— Знать, что у какой-то из версий тебя жизнь складывается лучше?

— Да, причём, возможно, и не одной. А раз душа наша едина, то я тоже получаюсь причастным.

— Тим, ты философ-романтик.

— Наверное. Однако, боюсь, это неисправимо.

— Это и не нужно исправлять, — Мой вздох материализовался лёгким облачком пара. — Скажи, ты когда-нибудь выбирался поздней осенью в поля, чтобы посмотреть на звёзды?

— Осенью нет, а летом, на даче, частенько.

— Хочешь сравнить впечатления? Я могу подъехать минут через сорок, и махнём за город.

В динамике наступила тишина.

— Давай.

И никаких условий.

— У тебя есть термос? А то я за своим не успею домой заскочить, — Впрочем, мы можем разогреть воду в котелке на газовой горелке: набор выживальщика лежит у меня в машине всегда.

— Найду. Чёрный чай?

— Ага, можно даже без сахара.

— И ещё у меня есть печенье, — тут Тим чуточку замялся. — Правда, самодельное, но вполне съедобное. Я проверял.

— Ты умеешь печь печенье? — А в глюке об этом ни полслова не было!

— Только самое простое и когда совсем припрёт. Так как, брать?

— Конечно! Это ж такой эксклюзив.

— Договорились, — Тим явно был польщён. — Сорок минут?

— Или быстрее, — я отлепился от капота. — Я наберу, когда тебе выходить.

— Ясно, жду, — и он повесил трубку.

Плохо гнущимися от холода пальцами я запихал смартфон в нагрудный карман куртки и забрался в напрочь остывший салон. Ничего, сейчас печку накрутим и по трассе притопим. Эх, забыл Тима предупредить, чтобы одевался потеплее, ну да ладно. Буду перезванивать — скажу.

Я никогда не считал, будто с возрастом становлюсь мудрее, однако кое-что за три с гаком десятка лет всё-таки для себя вынес. Например, что проблему двоих надо решать вдвоём, иначе можно таких дел наворотить — не расхлебаешь. Конечно, я отдавал себе отчёт: