— Что Роджер Монтгомери зачем-то отложил расписку о покупке пресловутой Квартеронки в отдельную папку, — раздумчиво произносит Лу. — Это, впрочем, вполне согласуется с рассказами его кухарки и внучки: дедушка, мол, буквально помешался на этой Саре Мэй и то и дело выходил поохотиться за нею. Стоп! — снова восклицает она, хотя Зак не успел ещё и слова вымолвить. — Слушай! А не приходится ли она, грешным делом, бабушкой старому Роджеру? Вот это был бы финт! Хотя нет, — тут же разочарованно обрывает она себя, — девушка же умерла ещё до войны с конфедератами, а Тейлор…

— Женился и дождался появления на свет своего сына Чарльза, ставшего отцом Роджера Монтгомери, уже после войны, — неспешно подытоживает Зак. — Женился, кстати, на дочери такого же ренегата, как сам, с уцелевшей от разграбления плантацией. Твоя версия куда романтичнее, спасибо.

— Вполне себе циничная версия, — пожимает плечами Лу и, не дожидаясь, пока Зак разложит последние просмотренные ими папки по ящикам и полкам секретера, подходит к ближайшему платяному шкафу и распахивает заскрипевшую дверцу. — Вау! Ты только глянь!

Глаза её вспыхивают. Она торопливо выхватывает из глубины пропахшего нафталином шкафа висящие на плечиках платья в чехлах и бережно укладывает их на банкетку, где только что лежали бумаги.

— Боже милостивый, — стонет она. — Я сейчас умру!

Шафраново-жёлтое шифоновое платье с множеством рюшей на груди. Сиреневое с глубоким вырезом. Бирюзовое с маленьким шлейфом. Лу освобождает их из чехлов, будто выпускает на волю ярких тропических птиц. Сладко пахнет уже не нафталином, а какими-то цветочными духами. Жасмином.

— Чёрт меня возьми, какое шикарное старьё! — Лу возбуждённо поворачивается к Заку, наблюдающему за ней с любопытством. — Этим платьицам полста лет, бьюсь об заклад. Ты обрати внимание на рюши! Мода тридцатых. Всё возвращается. Интересно, кому они принадлежали?

— Покойной супруге Роджера Монтгомери, я полагаю, Элизабет. Она умерла в тридцать девятом году. Хочешь примерить? — с улыбкой осведомляется Зак.

Его вдруг посещает странное, но сильное желание увидеть Лу не в слаксах и рубашке навыпуск, как сейчас, — в связи с расследованием та вообще перешла на одежду в стиле унисекс, — а в этих шикарных и вызывающе женственных нарядах.

Он внезапно вспоминает, как она выглядела в ослепительно белом платье на выпускном балу в средней школе имени Уильяма Гаррисона. Королева!

Но Лу только с сожалением вздыхает, повертев жёлтое платье в руках и приложив его к груди:

— Боюсь, по швам расползётся, — она снова заглядывает в недра шкафа, аккуратно перебирая остальные платья. — Боже, да тут целый музей истории моды. Музей старья, — следующая фраза доносится уже из глубины соседнего шкафа. — А туфель-то, туфель! Но… ничего из прошлого века. Сплошь тридцатые. Наверное, прабабушкины платья просто не сохранились. Жаль.

— Возможно, они лежат где-то в другом месте? — предполагает Зак. — И возможно, кто-то уже нашёл это место.

— Нашёл и наряжается Квартеронкой? — Лу мгновенно подхватывает его мысль. — Но Квартеронка, согласно показаниям всех её видевших, появляется в том наряде, в каком умерла — в нижней сорочке. И если на то пошло, здесь только один человек способен в точности изобразить пресловутый призрак — экономка Шерри, так упорно отрицавшая его существование. Молодая, стройная и смуглая. Миссис Конни для этого… гм… полновата, кухарка Долли — старовата. Сиделка мисс Кинселла и старовата, и полновата. Белинда Монтгомери — бледновата, хотя и её не стоит списывать со счетов — пытаясь заинтересовать дедушку, она вполне могла пойти на такой финт — загримироваться. Кто ещё? Стив Монтгомери и Виктор даже глубокой ночью не сойдут за юную темнокожую девушку. — она фыркает, представив себе подобную картину. — И ещё у Виктора усы!

— Он прикрывает их вуалью? — предполагает Зак, тоже развеселившись. — Кто у нас остаётся? Майк Уильямс молод, темнокож, но слишком крепко сложен, спортивен и навряд ли захочет ночами напролёт разгуливать в женской сорочке. Хотя Бог знает. Вот ты бы отлично изобразила Квартеронку, Лу Эмбер Филипс, особенно если бы попридержала свой длинный язык, молча и таинственно скользя во мраке.

Несколько мгновений они смотрят друг на друга.

— Тебе лишь бы меня заткнуть, — ворчит наконец Лу. — Кстати! А ведь усы Виктора вполне могут оказаться накладными.

— Чёрт, — выдыхает Зак, на миг оторопев. — Это идея!

— Но, насколько мне известно, он уже лет пять носит усы, — тут же добавляет Лу, похлопав босса по плечу. — Тогда ещё не было повода для подобного маскарада. И вообще… Квартеронка, согласно легенде, маячит в доме со времён своей гибели. А теперь её взапуски принялись изображать домочадцы Монтгомери? Зачем, если она и так тут?

— То есть ты намекаешь на то, что призрак — он и есть призрак, — Зак устало снимает очки и потирает переносицу двумя пальцами. — В этом доме происходит слишком много странностей. Послушай, хочу тебя спросить насчёт Виктора…

Но Лу вдруг поднимает руку, напряжённо прислушиваясь, и полушёпотом говорит:

— Сюда кто-то идёт.

* * *

Чернокожие, ступив на эту землю, принесли с собою своих богов. Своих духов, которых они назвали — Лоа.

Эшу, Папа Легба, самый могущественный из Лоа, предстаёт перед людьми в обличье нищего негра. Его костлявое тело едва прикрывают лохмотья, на губах играет хитрая улыбка. Он зовётся Стражем Перекрёстков, Он решает, кого пропустить из мира духов в мир живых, а кого — нет. Его боятся и приносят ему щедрые дары, ублажая его, потому что, рассердившись, он отсылает не угодившего ему туда, откуда уже не бывает возврата.

И он искушает каждого встречного — искушает выбором иной судьбы, заставляя колебаться, бесконечно сомневаться и менять решения.

Он смеётся над людьми, но никогда над ними не плачет.

Эшу, Страж Перекрёстков.

* * *

Теперь и Зак слышит осторожные шаги на лестнице, а Лу, недолго думая, распахивает чердачную дверь, вмиг очутившись на пороге, и высовывается наружу.

— И кто же это у нас тут? — весело восклицает она. — Юный мистер Джеральд и юная леди Саманта! Какая встреча! Тоже интересуетесь семейными архивами? Похвально, похвально. Можете сделать отличный проект для своей школы, когда наконец в неё отправитесь. Назовёте его "Наша родословная" или как-нибудь попышнее, ваша мама вам это подскажет, не сомневаюсь. Мне вот такая честь не светила в связи с полным отсутствием родословной.

Близнецы, застигнутые врасплох, сперва в замешательстве пятятся, но потом, решившись, проскакивают в распахнутую дверь, пока Лу произносит свой монолог.

Очутившись на вожделенном чердаке, они с любопытством стреляют глазами по сторонам, хотя стоят смирно. Но при виде огромного старинного сундука