гостям. В связи с чем у меня снова возникает резонный вопрос по поводу запертой двери в спальне Джозефа Маклина. Моя дверь меня мало волнует — меня никто не убил, и я страдаю эксгибиционизмом, как мы уже выяснили.

Она пристально смотрит на Стива.

— Остальные дубликаты ключей хранятся в сейфе. А дверь дяди Джоза была заперта изнутри на засов, — сухо отвечает тот.

— Я не помню, чтобы это указывалось в полицейском отчёте, — вмешивается Зак. Все остальные каменно молчат. — Просто упоминалось, что дверь была заперта изнутри, а вот на ключ или на засов…

— Ну так я вам это говорю, — резко бросает Стив и тут же сжимает губы.

* * *

Для чикасавов всё здесь обладало душой — не только звери и птицы, но и растения: от вековечных мангров до тонкой травинки. Гранитные валуны, лежащие посреди болота, по индейским поверьям, когда-то были воинами, окаменевшими от удара молнии. Грозовые тучи, бегущие по небу, ветер, летящий с предгорий, родник, пробивающийся сквозь скалу — все, все они были живыми, и их можно было просить о помощи, как духов-покровителей.

Иногда они действительно помогали. А иногда оставались глухи к людским мольбам, справедливо считая, что каждый сам заслужил уготованную ему судьбу.

Чикасавы ушли навсегда. И чокто ушли. Как и чиппева, и чероки, и семинолы.

Ушли, чтобы стать камнями посреди болот, тёмными тучами, плывущими по небу, ветром с предгорий и струящимися меж скал родниками.

* * *

Этот чердак даже не чердак, а мансарда под самой крышей особняка — аккуратно прибранная, с расставленными вдоль стен старомодными платяными шкафами и громоздким секретером из красного дерева. Есть здесь и совсем уж старинный сундук, выглядящий, как музейный экспонат времён первых поселенцев. Для полного сходства с музеем стулья и банкетки накрыты белыми чехлами.

— Дедушка собирался нанять плотников, чтобы соорудить здесь стеллажи. Но не успел. Я перенёс архив сюда из его спальни, когда с ним случился удар, и срочно понадобилось освободить место для проживания сиделки, — сдержанно поясняет Стив, поднявшись вместе с детективами по деревянной, поскрипывающей под ногами лестнице и отперев небольшую дверь.

Все они проходят в неё гуськом, пригнувшись, и только потом выпрямляются.

Солнце бьёт в пропылённые окна, и Лу жмурится, как кошка, озираясь по сторонам. Воздух тут затхлый, пыль, поднятая вошедшими, кружится в солнечных лучах.

— Так что все старые бумаги в этом секретере, — заключает Стив.

Приземистый потрескавшийся секретер тоже выглядит музейным экспонатом — на гнутых ножках, со скрипучими дверцами, с тремя вместительными ящиками под лакированной столешницей. Лак изрядно облупился — очевидно, эта мебель не реставрировалась никогда.

— Мы можем прямо здесь просмотреть бумаги? — вполголоса спрашивает Зак, и Стив кивает в подтверждение:

— Даю вам карт-бланш. Устраивайтесь, как вам удобно. Простите, я не могу задерживаться, дела. Да и не думаю, что вы найдёте тут что-то, имеющие отношение к происходящему в этом доме. Происходящему именно сейчас, а не в глубокой древности.

— Кто знает, — невозмутимо замечает Зак, придвигая к секретеру два стула с изогнутыми спинками и сиденьями, обтянутыми белыми, но пыльными чехлами.

Когда звук шагов молодого Монтгомери затихает внизу, Лу открывает дверцы секретера и начинает одну за другой, извлекать оттуда пластиковые и картонные папки с бумагами. Зак стопками раскладывает их на банкетках. Отдельно хранятся письма, расписки, счета. И самые старые из них обнаруживаются в верхнем ящике.

Через пару часов Зак констатирует, устало выпрямившись и потирая затекшую спину:

— Бумаги в идеальном состоянии.

— И их не так много, к счастью. Дедуля Монтгомери — настоящий педант, как и ты, босс, — весело замечает Лу, присев на крышку сундука с очередной папкой в руках. — Тут вся летопись семейства. Даже мыши ни одной бумажки не погрызли. И янки не сожгли. Поразительно.

— Янки ничего не сожгли, — флегматично объясняет Зак, усевшись на стул, — потому что Тейлор Монтгомери, тогдашний хозяин Мэнгроув Плейс, был на их стороне, только и всего. Его сельскохозяйственный бизнес развернулся так споро в связи с отсутствием конкуренции со стороны пострадавших от войны соседей.

Лу длинно присвистывает.

— Ну ни хрена ж себе! Ренегат? Ты уверен?

— У тебя бумаги в руках, читай, — советует Зак, и Лу углубляется в чтение, рассеянно передавая ему просмотренные папки.

— Похоже, ты прав, босс, — наконец объявляет она, подняв голову. — Тейлор Монтгомери действительно стал ренегатом. Но почему? В интересах бизнеса? Или… Стоп! — она возбуждённо вскакивает с сундука, сжимая в руках оставшиеся бумаги. — Господи Боже! Да он же и был тем самым скотом, то есть добропорядочным владельцем и любовником загубленной Квартеронки!

— Абсолютно верно, — спокойно подтверждает Зак, складывая канцелярские книги аккуратной стопкой на краю столешницы. — Это случилось незадолго до Гражданской войны. Тейлор Монтгомери как раз вступил в права наследника, судя по этим документам. Его отец умер. Всё сходится.

— Да брось, — скептически отмахивается Лу, начиная привычно расхаживать взад и вперёд по перечёркнутым солнечными лучами половицам. — Из-за женщины? Какой-то рабыни?

— Из-за того, что эта женщина покончила с собой практически у него на глазах, — бесстрастно уточняет Зак. — Не исключено, что он всё-таки её любил.

— Рабыню, которую сам же приказал выпороть за дерзость и назойливость? — недоверчиво кривится Лу. — М-да, должно быть, она произвела на него неизгладимое впечатление, повиснув на перилах его парадной лестницы. Хороший способ на веки вечные остаться в памяти любовника, пусть даже со свёрнутой набок шеей.

— Ты цинична, — сухо замечает Зак, заглядывая в тонкую красную папку, где лежит всего один пожелтевший от времени листок, запаянный в полиэтилен. — А, вот это более чем любопытно. Обрати внимание, расписка, полученная от работорговца, некоего Генри Фитцджеральда. За Сару Мэй, квартеронку, девятнадцати лет от роду, Тейлор Монтгомери уплатил восемьсот семьдесят пять долларов. Огромные деньги по тем временам. Она, наверное, была настоящей красавицей.

— Пятьдесят восьмой год, — зачарованно бормочет Лу, выхватив у него расписку. — Бумажка лежит отдельно от других. Почему? Тейлор Монтгомери перечитывал её по ночам, обливаясь слезами раскаяния? А потом его внук, то есть старик Роджер, медитировал на сей раритет?

Зак невольно морщится:

— Лу, ты засранка.

— Угу, и циничная притом, как мы уже выяснили. А ты чёртов романтик, веришь в вечную любовь, и под Рождество втихаря пересматриваешь "Унесённых ветром", — не остаётся Лу в долгу. — Это позорище, босс.

"Откуда она знает?" — с досадой думает Зак, чувствуя, что краснеет под насмешливым взглядом её ярких глаз, и торопливо уточняет:

— Ладно, что полезного мы выяснили, придя сюда