Витя и Светлана, конечно, обожали своих мальчиков, но выполняли противоположные роли: папа был доброй мамой, а мама строгим папой. Витя сыновей баловал и потакал им, а Света не спускала ни единой провинности.

Она ушла из НИИ, когда им перестали платить зарплату, а Витя еще полгода бил баклуши на работе и ждал обещанных демократических перемен и справедливости в условиях наконец наступившей свободы. Светлана сколотила бригаду по ремонту квартир и вкалывала по-черному. Приходила домой, шатаясь от усталости. А там дети, муж и полнейший разгром. Света набирала воздух в легкие и внятно объясняла им, что не потерпит бардака и кто сейчас же, немедленно, будет убирать в квартире, готовить на завтра еду и проверять домашнее задание.

Через два года Света основала фирму по ремонту квартир, у нее было уже три бригады. Мне как-то нужно было встретиться с ней на одном из объектов, передать для Вити дискеты. Света внятно объясняла строителям недостатки в их работе. Что-то про неверно выведенные углы стен и финишную шпаклевку не того качества.

Я никогда не слышала такого мата, не предполагала, что лексические единицы табуированной лексики имеют столь замысловатые формы. Я совершенно не переношу брани ни в жизни, ни в литературе – как овсяной каши. Но тут застыла в лингвистическом ступоре.

Опуская вводные слова мата, финальный выстрел Светы бригадиру:

– Неси уровни, если там не прямой угол, то я отрежу тебе яйца! А если девяносто градусов, то я задеру юбку и дам тебе при всех.

Меня ужаснуло, как она рисковала, будь права или ошибаясь.

Света оказалась права, семь градусов кривизны. Бригадир не был кастрирован, но был предупрежден, что при следующем нарушении гениталий лишится вся бригада.

Мы спускались по лестнице, я не удержалась и спросила:

– Неужели нельзя разговаривать с ними как с нормальными людьми, вежливо, культурно, порицая, но не унижая, сохраняя и поддерживая их профессиональное достоинство?

– Нельзя! – безоговорочно отрезала Света. – По-другому они не поймут. А достоинство их – в работе без халтуры. Я могу иметь авторитет, только если заказчики будут знать, что в моей фирме качество на сто процентов. Лучше переплатить за качество. Дешево да гнило, дорого да мило.

Тогда аргументы Светланы меня не убедили, ее форма общения, мягко говоря, оставила неприятный осадок. Через много лет я прочитала о первой встрече Льва Николаевича Толстого и Горького. По внешнему облику Толстой принял Горького за мужика и разговаривал с ним матерно. Когда недоразумение устранили, Толстой перешел на культурный язык, доброжелательно общаясь с молодым писателем, некоторые вещи которого ему, привереде, нравились.

Витю считают подкаблучником. При такой-то жене-командирше, как не быть! Под страхом расстрела я не призналась бы, что общественное мнение сильно заблуждается. Что такое подкаблучник, если каблук-шпилька? Попробуйте ужа пригвоздить, напляшетесь.

Витя мне и Лене по старой памяти доверялся, хвастался победами над особами из соседних офисов. Мы возмущались, как можно обманывать Светлану, которая жилы рвет? Вите почему-то очень нравилось наше возмущение.

Света зарабатывала деньги, содержала семью, а Витю после НИИ мотало на волнах рынка свободного предпринимательства. К чести Светланы, она не отправила его в одну из бригад стелить паркет или клеить плитку. Хотя, возможно, просто не доверяла качеству его труда. В присутствии посторонних распекать мужа, обещать кастрацию – на это даже Светлане не хотелось идти.

А потом Витя Самохин набрел на золотую жилу. Случайно. Роль случая и везения одна из самых занимательных в любой биографии.

Надо пояснить, что девяностые – время, сходное, вероятно, с первыми годами НЭПа. Лучше всего его иллюстрирует старый анекдот. Встречаются два так называемых бизнесмена. Один другому говорит: «Меняю вагон соленых огурцов на вагон женских колготок». Второй отвечает: «Запросто!» Они бьют по рукам и отправляются каждый в свою сторону – искать огурцы и колготки.

Витя услышал, что требуется главный редактор корпоративного журнала. Витя был ни бельмеса в журналистике, в издательском деле, хуже, чем я в выведении прямых углов стен при ремонте с нуля. Витя хромал на обе ноги в орфографии, писал «могазин» и «карова», запятые были для него страшной мукой. Три связных предложения – изуверским наказанием. Жанры журналистики (очерк, репортаж, интервью…) – тайной за семью печатями.

Но Витя был обаяшкой, тогда еще не вошло в ход выражение «харизматическая личность». На его счастье, человеком, который принимал решения, ответственной за связи с общественностью (ПИАР), была женщина. Что она увидела? Долговязового, донкихотовской внешности мужчину средних лет, на лошадином лице которого светилось неподдельное участие, доброта и сострадание, готовность выслушать, помочь, отдать последнюю рубаху. Все это правда, и все про Витьку.

Но кто сказал, что доброта и сострадание не уживаются с лукавством и откровенным враньем? Никто не сказал. Мы сами почему-то думаем, что тот, кто снимет для тебя последнюю рубаху, не способен опустошить твои карманы. А женщинам свойственно еще и видеть в болтливых обаяшках профессионалов высшего класса.

Витя с умным видом пробежал глазами по страничке с бюджетом будущего издания, нахмурился, со скорбью изобразил мягкий отказ:

– Если вы хотите качественный продукт, то бюджет надо увеличить минимум на треть, лучше – на пятьдесят процентов. Извините! Я не берусь делать дешево да гнило. Только дорого и мило.

Они расстались на том, что ПИАР-дама бросилась к руководству увеличивать бюджет, а Витя искать тех, кто умеет делать журнал.

Витя Самохин пишет «дарога» через «а», но чувствует подноготную людей, безошибочно отделяет профессионалов от таких как он сам позеров-фуфловщиков, у него потрясающие нюх и способность сколотить команду из нужных людей.

К тому времени, когда утвердили повышенный бюджет, у Вити была команда грамотных специалистов. Нищенствующих, голодающих русских интеллигентов. Нас было, как собак. Как можно хаять советскую власть, если она вскормила столько творческих рыночно-беспомощных людей?

Кстати, если говорить о собаках как собаках, то есть о животных, их, сбивавшихся в дикие стаи, тогда развелось очень много. Не только по окраинам столицы, у нас в Сокольниках было несколько стай, которые зверствовали, нападали, кусали, я боялась за Даньку, боялась по вечерам выходить из дома.

Самохин предложил мне работу литобработчика, редактора – как хочешь называй – и зарплату в восемьсот долларов. Я чуть не упала со стула от счастья и промямлила:

– Ты сам-то как?

9

Корпоративная журналистика – это не то, что покупается в киосках. Это бесплатно. Красивый, на прекрасной глянцевой бумаге, толстый журнал. Рассылается нужным людям, вручается на конференциях, презентациях, встречах, съездах и проч., проч., проч. Это имидж. Если твоя компания (министерство, корпорация, банк, синдикат, группа компаний, холдинг…) хочет показать себя успешной, она выпускает (раз месяц, в квартал, в полгода – как потянут) свое фирменное издание. Оно должно быть стильным, красивым, лучиться солидностью и богатством, прославлять первых лиц и литературно-безупречным в той степени, что доступна предвзятым, но филологически дремучим читателям. Когда вы садитесь в самолет, вытаскиваете из кармашка кресла журнал – вот он и есть, бесплатный, корпоративный. Читать ведь интересно, правда? И не только потому, что боитесь взлета и посадки. Это для примера. На авиаперевозчиков Витя Самохин никогда не замахивался, нам хватало министерств и ведомств.