– Давай поспорим, что я знаю дорогу короче, – заявила я брату.

Рори заинтересовался, и мы поспорили – на лепешку с вареньем после нашего возвращения домой. Договорились, что он отведет меня на фабрику той дорогой, которой они ходили с Ким-Ли, первым, а обратно поведу уже я.

И обязательно ему проиграю!

Еще через двадцать минут быстрой ходьбы по скованному морозом утреннему городу мы оказались возле проржавевших ворот, за которым высилось неопрятное здание из красного кирпича, а из трех труб на его крыше валил темный дым.

– Куда с дитем?! – грубо окрикнул меня сторож на проходной, когда я достоялась в толпе кашляющих, изможденных женщин.

На них страшно было смотреть, но я понимала, что они вряд ли здесь от хорошей жизни.

– За окончательным расчетом, – сказала ему. – Я здесь больше не работаю и пришла получить свои деньги. А с дитем, потому что мне не с кем его оставить.

Ну что же, меня пропустили, а заодно и сообщили, как пройти к административному зданию, и уже скоро мы с Рори брели в обход по заваленному снегом фабричному двору.

Я немного посмотрела на грязевое месиво возле склада, из которого грузчики в замызганной одежде выносили ящики и бросали их в повозки. Затем на то, как шли работницы – гуськом по протоптанной тропинке по направлению к цехам, – и втайне порадовалась, что мне не с ними. Вместо этого всего лишь обойти здание с другой стороны, затем подняться по расчищенным ступеням и попасть в теплое нутро административного корпуса.

Уже скоро я стояла в длинном коридоре возле двери с табличкой «Делопроизводительница миссис Торнтон» и дожидалась своей очереди.

Передо мной в кабинет зашла деятельная рыжеволосая девица в платке и в валенках. Следом за нами с Рори появилась еще одна, а теперь сидела, устроившись на краешке стула, а заодно тряслась и кашляла.

Она была худенькой и маленького роста, и одета настолько неподходяще для скованной морозом Ровейны, что я, не выдержав, отдала ей свой вязаный шарф.

Вспомнила, что в квартирке Одриджей был еще один.

– Спасибо! – завернувшись в него, с благодарностью произнесла девушка, после чего закашляла. Так сильно и долго, что аж до слез. – Меня уволили, – сообщила мне, отдышавшись. – Из-за того, что я заболела.

– Аналогично, – отозвалась я. Кажется, девушка не знала этого слова, поэтому мне пришлось пояснить: – То же самое. Я заболела, и меня уволили. Но, думаю, оно даже к лучшему.

Только вот девушка серьезно в этом сомневалась.

– Как вы считаете, сколько нам заплатят? – всхлипнула она, обратившись ко мне на «вы».

На вид ей было примерно столько же, сколько и Рине Одридж. Но я пришла с Рори, и она, видимо, решила, что это мой ребенок.

– Понятия не имею, – сказала ей честно. – Но скоро выясню.

Потому что из дверей кабинета делопроизводительницы как раз вышла та рыжеволосая девица, но к нам не подошла. Вместо этого с независимым видом отправилась дальше по коридору и постучала в дверь, за которой, я уже успела прочитать, находился кабинет управляющего, некого мистера Георга Госсипа.

– Кто там следующий? – раздался равнодушный женский голос, и я, взглянув на девушку, попросила ее присмотреть за братом, пока буду отсутствовать.

– Я хочу с тобой! – заныл было Рори, но я уже решила, что идти ему со мной не стоит.

Судя по грубому голосу, вряд ли на миссис Торнтон подействует наш бедный вид и она разжалобится до такой степени, что подкинет побольше денег сироткам «на бедность».

Как раз наоборот.

– Жди меня здесь, – сказала брату. – Я постараюсь побыстрее.

Затем ободряюще улыбнулась девушке, кутавшейся в мой шарф, и распахнула дверь в кабинет миссис Торнтон.

И уже скоро сидевшая с безразличным видом пожилая делопроизводительница, похожая на кутавшуюся в меха жабу, озвучила мой приговор. Но сперва она порылась в папках, вытащила из одной какую-то бумажку, после чего сверила содержимое моего паспорта с написанным в том документе.

– Двенадцать фартингов и двадцать два цента, – наконец заявила мне.

Пока я сидела с открытым ртом, пытаясь прийти в себя после услышанного, делопроизводительница открыла ящик и бросила на стол две мятые купюры, сверху на которые насыпала несколько монеток.

– Что это такое?! – охрипшим голосом спросила у нее.

– Окончательный расчет, мисс Одридж, за которым вы пришли! Ваши двенадцать фартингов и двадцать два цента.

– Сколько-сколько?! – неверяще переспросила я. – Погодите, но разве такое возможно за целый месяц работы?! А ведь я хорошо работала!

И пусть я понятия не имела, как именно работала Рина Одридж, но, в любом случае, это был грабеж на ровном месте!

– Забирайте свои деньги и уходите, иначе я позову охрану. Вы свободны, мисс Одридж! – все так же безразлично возвестила делопроизводительница, тогда как я сгребла в карман монеты и купюры.

– Вы же понимаете, что я этого так не оставлю, – сказала ей. – У вас вредное производство, вы травите своих работников, а заодно их еще и обворовываете! Я буду жаловаться! Вы должны были заплатить мне как минимум…

Если честно, я мечтала о восьмидесяти фартингах, которые нужно отдать миссис Ванроуз, и двенадцать никак не укладывались в мою картину мира. Но по лицу миссис Торнтон стало ясно, что жаловаться я могу куда угодно, это все равно ничего не изменит.

– Вы чем-то недовольны, мисс Одридж? Раз так, то обсудите это с господином Госсипом, нашим управляющим. Его кабинет дальше по коридору. Быть может, вам даже удастся с ним договориться, – противным голосом произнесла она. Затем почему-то добавила: – Вы довольно симпатичны, так что договоритесь. – И потеряла ко мне какой-либо интерес.

Мне же ничего не оставалось, как только выйти за дверь.

– Рина! – кинулся ко мне брат.

– Погоди, Рори, мы пока никуда не уходим. У меня будет еще один разговор.

– Как все прошло? – шепотом спросила девушка в моем шарфе.

– Если честно, не особенно, – призналась ей. – Но сейчас твоя очередь. Может, у тебя пройдет по-другому.

Вскоре она скрылась в кабинете делопроизводительницы, тогда как я взяла с брата слово, что тот обязательно дождется меня в коридоре и никуда не пойдет. Затем постучала в дверь и, получив разрешение, попала в вотчину Георга Госсипа, управляющего «Спичечной фабрикой господина Локреджа».