Холли затаила дыхание, полная неутолимой тяги к этому человеку, неукротимого желания. Большие пальцы Дева проникли под трусы, коснулись курчавых волос, раздвинули их и, тронув пульсирующий набухший бутон, замерли — какая мука! — но тотчас начали двигаться, вызывая лавину восхитительного наслаждения.

— Я хочу тебя, — повторил Дев, с улыбкой глядя на вздрагивающую от возбуждения Холли. В глазах у него были понимание, ожидание, любовь…

Любовь! Словно бы нечто жизненно важное умерло в сознании Холли. Любовь… Девлин Уинтер не понимает значения этого слова. Теперь, как и раньше, он попросту использует ее, а когда она ему отдастся, повернется и уйдет прочь. О да, она получила бы ночь или две, полные наслаждения, может, даже неделю или две, пока Дев свободен. Но этим все и кончится.

Холли высвободилась и отступила на шаг.

— Нет, Дев, — просто сказала она.

Тот вскинул голову, словно его ударили, в глазах вспыхнула боль, потом осознание происшедшего и, наконец, лютая ненависть.

— Будь ты проклята!

Он вскочил, схватил ее в объятия, поцеловал в губы с какой-то дикарской страстью, запустил под резинку трусов обе ладони и обхватил ее ягодицы.

— Для женщин вроде тебя есть особое название, — сказал он, вскинув голову, и яростные черные глаза проклинали Холли. — Очень грубое.

Он еще теснее прижал ее к себе, бедра к бедрам. Степень его возбуждения потрясла Холли, но Дев тут же оттолкнул ее от себя, расстегнул молнию на брюках и стащил их с длинных мускулистых ног. На мгновение Холли подумала, что он хочет взять ее силой, и, ослепленная желанием, даже хотела этого. Однако Дев ринулся прочь, отрекаясь от нее, отрекаясь от них обоих, пробежал мелководье и бросился в воду.

Холли дрожала. Ей было холодно, до смерти холодно, хотя ночь была всего лишь прохладной: тонкий слой облаков смягчил дневную жару. Она не помнила, сколько простояла, глядя на взмахи сильных рук, пока Дев плавал вдоль берега. Наконец она подобрала свою одежду, сложила аккуратной стопкой вещи Дева и пошла к машине. Он не запер дверцы, поэтому, одевшись, Холли забралась на сиденье и, обхватив руками колени, наблюдала, ждала и внутренне рыдала.

— Почему, Холли? — спросил Дев, вернувшись.

Он одевался на берегу. Просто отер мокрое тело ладонями, прежде чем натянуть рубашку и брюки. Испачканный смокинг был кинут, словно ненужная тряпка, на заднее сиденье. Дев уселся за руль, но пока не заводил мотор.

— Почему? — повторил он. — Ты должна объяснить.

— Ошибаешься, Дев, я ничего тебе не должна.

— Ты хотела меня…

— Я хотела тебя семь лет назад, — с горечью напомнила она.

— Это твое представление о мести? — с недоверием спросил он. — Как я уже говорил, для таких женщин есть свое название.

— Доверчивая, наивная, глупая… И не забудь еще одно: шлюха. Не говоря уже об эпитете, который вертится у тебя на языке. Но я вовсе не хотела распалять тебя.

— Нет? — Дев окинул ее пренебрежительным взглядом. — Удивительно. Жаль Кордри, если у тебя такая манера шутить.

— Взгляни на это с лучшей стороны, Дев. Могло быть и так, что я повела бы себя нечестно по отношению к тебе.

— Ну уж нет! Ни одна женщина меня не проведет никогда.

— Не проведет. У них нет ни малейшего шанса, верно? Поскольку ты любишь их, а потом с легкостью бросаешь.

— Что ты имеешь в виду?

— Тенерифе. Себя. Дивное лето любви, а после — ничего. Во всяком случае, для меня. Зато для тебя это было выгодно.

— Выгодно? О чем ты, черт побери, толкуешь?

— О деньгах, папиных деньгах. Такое случалось и раньше, как ты знаешь. Много раз. И миленькую невинную наследницу нужно было спасать от человека вроде тебя. Но Девлин Уинтер был очень умен, верно, Дев? Ты выбрал время, дождался момента, когда папа не сможет тебе помешать, и напал. Доверчивая Холли Скотт поддалась твоему обаянию и попала на крючок.

— И ты сама этому веришь?

— Поскольку ты блистал своим отсутствием куда большее количество лет, чем я смею упомянуть, чему еще прикажешь мне верить?

— О Холли, если бы ты только знала! — простонал он, проведя рукой по влажным волосам, и невольно поморщился.

Холли вспомнила про шрам.

— Дев? — вопросительно произнесла она, когда он завел мотор.

— Холли? — произнес он с той же интонацией и повернулся к ней.

— Та женщина, к которой ты спешил, когда с тобой произошел несчастный случай. Ты, наверное, очень любил ее?

— Да, Холли. Любил и люблю. Это совершенно особенная женщина, — просто ответил Дев.

Сидя рядом с ним в темноте, Холли молча кивнула, а по щеке у нее скатилась единственная слеза. Она начинала понимать. Он пострадал, и это его способ бороться. Любить их, потом бросать — и никаких тебе страданий. Никаких обязательств, никакой боли. Только наслаждение. Логичность такого решения очевидна, хоть это и слабое утешение. Дев нуждался в Холли, в любой женщине, примерно так, как человек, у которого болит зуб, нуждается в обезболивающем. И только самая большая дура на свете может вообразить нечто иное.

— Кто-то выглядит просто великолепно. Ты поздно вернулась, Холли? Хорошо провела время? — спросила Мерил, сначала заверив ее, что Джонатан спал отлично.

Но Холли уже сама убедилась, что температуры у мальчика нет и худшее позади.

Пожав плечами, она неопределенно улыбнулась. Хотя мачеха всегда поздно ложилась, но даже не вышла, когда Холли приехала домой после полуночи. Дипломатический ход? Холли мысленно поблагодарила ее за тактичность, однако, если бы даже не было сцены на пляже, она бы не стала приглашать Дева выпить на сон грядущий.

Домой они ехали в молчании, но уже без ненависти. Дев преодолел свое разочарование, а Холли начала кое-что понимать. Боль останется болью, зато ей будет легче встретиться с Девом в пятницу, когда она привезет к нему Джонатана на урок верховой езды.

— Когда приезжает Алекс? — полюбопытствовала Мерил, меняя тему разговора; впрочем, это мог быть вполне последовательный ход мысли: Холли — Дев — Алекс.

Холли сдержала улыбку. Она не сделала ничего, чтобы чувствовать себя виновной, по крайней мере практически.

— В субботу утром. Я его встречу в Довиле на машине. Не беспокойся о ленче, мы где-нибудь поедим.

Надо о многом поговорить, а еще о большем умолчать. В последний раз она видела Алекса три недели назад, и, хотя ничего особенного не произошло, вся ее жизнь перевернулась с ног на голову. Вернется ли все на место? Холли положила недоеденный круассан и налила себе еще чашку кофе.

— Время принимать решение, да? — тихо спросила Мерил.

Холли покраснела, встретив серьезный взгляд мачехи. В своем теперешнем состоянии духа она не вполне понимала, что имеет в виду Мерил, а отягощенной совести всегда есть за что отвечать. Мерил, видимо, хотела дать падчерице возможность облечь сомнения в слова.