Дому бы также не помешало обзавестись зачарователями. Зачарованных доспехов, оружия и украшений в Доме непозволительно мало, а продаются они очень дорого.

В северном крыле есть много места, где можно разместить хоть сотню мастеров. А вот где их найти, мастеров этих? Вот об этом нужно еще подумать. Из-за бездействия бывшей матроны в Доме уже не одно десятилетие не было ни каких-либо мастеров (не считая парочки дворфов, умеющих чинить поврежденные доспехи), ни полезных контактов, и пока Инстра слабо себе представляла, с чего и как начинать. Если обычных кузнецов еще можно найти среди простолюдинов, то где найти мастеров, умеющих зачаровывать?

Еще ей все еще предстояло решить, как быть с магом-полукровкой. Он потихоньку выздоравливал и уже скоро стал бы вполне боеспособным. Основная проблема в том, что нельзя ожидать от него покорности, понимания протоколов поведения и готовности четко им следовать, как в случае с настоящими дроу, даже если они лишь простолюдины. Если бы полукровка был обычным бойцом, его бы спокойно отправили в отряд из рабов. Но маг… если снять с него ошейник, он будет представлять опасность для членов Дома. А в ошейнике от него не будет никакого толку.

Пока что этот маг — будто спрятанный в сапоге кинжал, как выразились бы воины: если возникнет такая необходимость, она его достанет — и заставит его рассказать о своих нанимателях владычице Первого Дома. А дальше Инстра уже решит, как с ним быть. Так или иначе, маг — слишком ценное имущество, и убивать его нельзя.

Услышав звук открывшейся двери и шаги, Инстра возмущенно вскочила с места. Кто это посмел войти сюда без стука и разрешения? Но когда она увидела стоящую на пороге жрицу, губы сами растянулись в улыбке. Лледрит.

Жрица в откровенном темно-красном платье, демонстрирующем верхнюю часть груди, прошла в помещение и радостно улыбнулась Инстре.

— Инстра, моя драгоценная! Как же давно я тебя не видела!

Эта жрица была, пожалуй, самой прекрасной женщиной на свете — так, по крайней мере, казалось всегда Инстре. Блестящие белые волосы до бедер, пышные груди, бедра и ягодицы, сияющие рубиновые глаза, отливающая черным кожа — каждая часть ее тела буквально требовала, чтобы ее коснулись, пощупали, стоило случайно бросить на нее взгляд.

Они не виделись несколько недель, но казалось, будто целую вечность. Лледрит вызвали в школу, где требовалась ее помощь с обучением будущих жриц некоторым заклинаниям и ядоварению: предыдущая преподавательница, обучавшая когда-то и Инстру, и саму Лледрит, недавно скончалась. Уезжая, Лледрит прощалась с дочерью матроны. Теперь ее встречала уже матрона этого Дома. Наверняка ведь Лледрит слышала новости…

— Итак, ты теперь матрона! Как же я горжусь тобой! Хотя я и не сомневалась, что рано или поздно ты свое получишь!

Инстра усмехнулась. Лледрит не спросила, что и как случилось. Никто никогда об этом не спрашивал. Все знали, как это бывает.

— Скажу тебе по секрету, моя драгоценная, что в школе все это время все только и говорили, что о тебе. За короткое время ты не просто стала матроной, но и смогла защитить свою собственность от посягательств аж дважды и даже взять пленников из Дома якобы на ступень выше. Твои достижения впечатляют.

— Действительно, много всего произошло за эти недели.

— Стало быть, ты не скучала? — Лледрит надула губы. В ее мыслях, однако, была вовсе не досада, а самоуверенность: она ни на мгновение не сомневалась в том, что Инстра все это время думала о ней.

— Еще как скучала, — Инстра медленно приблизилась к жрице, погладила щеку и накрыла ее губы своими. Мягкие, вкусные, как и раньше.

Но правда была в том, что в последние недели она крайне редко вспоминала о Лледрит: ее мысли почти все время были заняты делами Дома, а плотскую страсть она удовлетворяла с Сорнтраном. Но сейчас, увидев жрицу и вновь почувствовав вкус ее губ, Инстра вдруг вспомнила, как же соскучилась по объятиям с кем-то равным. Или почти равным. Соскучилась по поцелуям, по взглядам в глаза, расслабленным улыбкам…

— Итак, как дела в школе? — Инстре нелегко было оторваться от поцелуев, но нужно же было хотя бы из вежливости задать несколько вопросов.

— Ничего не изменилось. Иди-ка сюда, — Лледрит начала целовать шею Инстры, крепко обняв ее талию.

— Как твоя дочь? Она же скоро уже закончит обучение?

— Да-да, и присоединится к нашим рядам, — Лледрит улыбнулась, но подумала, что зря Инстра отвлекалась на дурацкие вопросы вместо того, чтобы сосредоточиться на ласках.

Торопливо расстегивая рубашку Инстры и продолжая целовать ее, жрица думала о том, как же давно они не развлекались вместе. Но когда ее пальцы скользнули под рубашку и нащупали грудь, она вдруг прервала поцелуй.

— В тебе что-то изменилось, — улыбка исчезла с лица жрицы, ладонь изучающе пощупала грудь Инстры, потом спустилась к животу. Помолчала несколько мгновений, будто прислушиваясь к чему-то. — Ты… Инстра, по-моему, ты беременна.

Инстра хотела что-то сказать, переспросить, но не нашла подходящих слов и, промычав что-то, просто уставилась на жрицу.

— Видела бы ты сейчас свое лицо со стороны, — Лледрит рассмеялась.

— Я… я не думаю, что… Погоди… ты уверена?

— Мне кажется, что да, но подтвердить это смогут лишь клерики.

Из комнаты будто разом выкачали весь воздух: дышать стало трудно, сердце застучало в безумном, бешеном ритме.

Лледрит могла бы быть отличным клериком, если бы когда-то не решила стать боевой жрицей. У нее всегда было хорошее чутье на состояние здоровья: еще подростком она могла просто по выражению лица жертвы определить, подействовал ли ее яд.

Могла ли она сейчас ошибаться?

— Если я права, мне, как первой, заметившей это, полагается награда, — губы Лледрит вновь впились в шею Инстры. — И я требую ее прямо сейчас.

— Подожди… Лледрит, подожди… — Инстра не без труда высвободилась из объятий жрицы. — Если ты права, это может быть опасно и…

— Не говори глупости, — сжав ее плечи, жрица вновь начала покрывать поцелуями ее лицо и шею. — Не помнишь, что мы вытворяли во время моих беременностей? И ничего — все ведь было нормально. Расслабься, я знаю, что делаю. Я же не мальчишка какой-нибудь.

Инстра уже много лет хотела ребенка, много партнеров было у нее за это время, но ничего не получалось. Клерики говорили, что в