О ярле, который принес богатство и процветание народу Гетланда и повел их в далекие земли, чтобы завоевать их.

Но сейчас, в этот момент, воины в зале были недовольны, и Магни был рад, что у него есть меч. Их убедили покинуть Франкию ради Вали и Бренны, но теперь, когда Око Бога и Грозовой Волк были в Карлсе, далеко отсюда, воины Гетланда с легкостью забыли, насколько сильным и глубоким было их горе. Теперь, здесь, в Гетланде, налетчики спрашивали себя, а почему они согласились свернуть с пути так близко к цели, и почему горе одной семьи стало гораздо более важным, чем любое другое?

— Зачем ждать воинов Карлсы? Мы сильнее. Если мы совершим набег без них, все сокровища будут нашими. Мы достаточно долго позволяли им сосать наш сосок!

Кто бы это ни сказал, у него не хватило смелости сделать шаг вперед, но, тем не менее, его слова вызвали одобрительный ропот.

Когда недовольное ворчание стало громче, отец Магни встал и простер руки.

— Друзья! — в зале воцарилась тишина. — Я долго руководил Гетландом. Разве я когда-нибудь злоупотреблял вашим доверием или давал вам повод усомниться в моей мудрости?

В зале воцарилась тишина. Магни понял, что это густое молчание было молчанием мужчин и женщин, которые были недовольны решением ярла, но знали, что не могут ответить на его вопрос чем-то кроме «нет».

В тишине ярл Леиф продолжил:

— Вы говорите, что мы достаточно сильны, но мы сильны только настолько, насколько сильны наши союзы. Мы могущественны, потому что мы больше, чем мы сами. Кто здесь не видел, как сражается Вали Грозовой Волк? Кто здесь усомнится в том, что он сражается с помощью богов?

Ни одна рука не поднялась.

— Кому здесь нужно больше, чем у него уже есть? Кто здесь голодает, или мерзнет, или ослабел от нужды?

Ни одна рука не поднялась.

— Никто. В течение целого поколения мы совершали набеги вместе с Карлсой, и благодаря этому мы все стали сильнее. Мы богаты. Наши семьи в безопасности. Боги одобряют наше единство. Мы больше, чем просто сила Грозового Волка, больше, чем просто сила Ока Бога, мы сражаемся с Карлсой, потому что мы — друзья, и это укрепляет наши мечи и помогает нам закрывать наши спины от врагов. Вы это знаете. Не многие из нас помнят время в Эстландии, но все здесь слышали эти истории. Связь между Карлсой и Гетландом была выкована в огне. Мы могли быть разделены землей, воздухом и водой, но не духом. Мы сражаемся вместе, потому что мы едины!

Он повысил голос, когда говорил, выкрикнув последнее слово, и оно, казалось, зазвенело в воздухе. Магни почувствовал, что молчание в зале стало другим, а недовольство улеглось. Его отец тоже это заметил. Он кивнул.

— Позвольте же мне услышать ваши голоса, если вы хотите подождать и отправиться на Париж вместе с нашими друзьями из Карлсы!

Стены дома задрожали от криков воинов.

Да. Тень его отца все еще была длинной.

6

В день летнего солнцестояния Сольвейг стояла рядом со своим отцом на носу скейда Карслы и смотрела, как приближается Гетланд.

Она родилась в день солнцестояния, теперь уже целых двадцать лет назад, со следом солнца на плече. Все жители Карлсы верили, что ее коснулась Сунна. Все ожидали от нее великих свершений — от девушки, которой повезло родиться дочерью двух легенд, любимых богами, и быть поцелованной самим солнцем.

И все же за двадцать лет жизни она не сделала ничего необычного, не совершила ни одного подвига, достойного, чтобы запечатлеть ее имя в истории. Она была пустым лицом на заднем плане. Наблюдателем.

Но теперь они вернутся во Франкию. Они возьмут Париж, и там она найдет свою историю. Или поймет, что вечно будет жить и умрет в безвестности, тусклой тенью под светом своих родителей.

Рука отца обняла Сольвейг, и его ладонь легла ей на плечо.

— Ты выглядишь свирепо, солнце мое.

Она моргнула и посмотрела в его мужественное, улыбающееся лицо. Всю ее жизнь это лицо давало ей силу и утешение. Все изменялось по мере того, как она росла; долгая жизнь воина отразилась сединой в темных прядях волос и бороды ее отца, нарисовала морщины на его лбу и вокруг глаз, но одно не изменилось: ей стоило только взглянуть на него, чтобы понять, что он любит ее.

— Я готова вернуться во Франкию. Я думаю о набеге. — Это было достаточно правдиво. Остальные мысли Сольвейг были не для ушей ее отца или кого-либо другого. Ну, может быть, кроме Магни. Он знал. Но, с другой стороны, он знал все.

Думая о нем, Сольвейг вернула свое внимание к приближающемуся порту. Теперь они были достаточно близко, чтобы она могла видеть людей, движущихся по берегу, чтобы поприветствовать корабли. Поскольку это было солнцестояние, в день отплытия будет еще больше веселья и пиров, чем обычно.

Корабль был недостаточно близко, чтобы она могла разглядеть отдельных людей — и Магни.

— Когда мы возьмем Париж, боги воспрянут духом, и мир содрогнется, — сказал ее отец.

Сольвейг кивнула.

— Да. Я чувствую себя так, как будто рождена только для этого.

Тон ее собственных слов и их значение удивили даже ее саму — Сольвейг обнажила больше чувств, чем хотела. Но ей не хотелось казаться слабой.

— Но это не так, Сольвейг. — Она почувствовала, что отец снова повернулся к ней, наклонился ближе. Когда его рука привлекла ее ближе, она позволила утешить себя. — Ты была рождена для многих вещей. Не только для этого. Ты больше, чем твой меч.

Она покачала головой у него на груди, чувствуя себя неопытной и маленькой.

— Да, это так, и когда-нибудь ты это увидишь. Ах, ты так похожа на свою мать.

Не желая этого слышать — потому что знала, что это неправда, — Сольвейг высвободилась из объятий, но отец обхватил ее запястья и прижал к себе.

— Да, солнце мое. Как и она, ты борешься с образом, который создали для вас другие люди. Бренна боролась с образом Ока Бога и силой, которой это око ее наделяло. А твоя борьба — это образы родителей и истории, которые о нас рассказывают.

Потрясенная, Сольвейг наконец перевела взгляд на отца. Его глаза светились добротой и терпением, а улыбка углубила складки в уголках рта.

— Ты думаешь, что мы не знаем? Мы не видим? Ты и твои братья и сестры — это смысл нашей жизни. Мы наблюдаем за тобой. Мы видим тебя. — Вали посмотрел вперед. — Тот,