– Местные коты получат бочку винной настойки валерьяны. А что, секретный гуральский рецепт, благородные котабальеро ничего другого у нас и не пьют, ибо спирт только портит букет валерьяны. Да если любой букет опустить в спирт – сами увидят, что получится.

– А что, если винный настой подействует, – кот замялся, подыскивая слова, – ну, как-то не так?

– Тогда это будут проблемы замка Монсени. Надеюсь, мы к тому времени сделаем уже отсюда ноги. Опять же, твоя честь будет незапятнанна и безукоризненна. А уж если кто не привык к изыскам гуральской кухни, остается только сожалеть.

В общем, так. Алина, ты продолжаешь окучивать графа, я пойду, договорюсь купить здесь бочку какого-нибудь недорогого вина, а ваша хвостатая милость вновь займется своими дипломатическими играми. А затем, на досуге, позаботься о гуральской настойке.

Кот почесал лапой за ухом.

– Пожалуй, я сделаю из этого глинтвейн, – мечтательно заверил он.

– Вот и славно. За работу. У меня еще после вечерни поход к местной ведьме за валерьянкой. Так что будет тебе добавка.

– Если бы мне, – огорченно вздохнул кот. – А то ведь, увы, все для пользы дела.

Управившись с подготовительными хлопотами, я отправился с докладом к его сиятельству, надеясь порадовать господина своей ловкостью и предприимчивостью. Мало ли, вдруг награда какая за такое дело полагается. А если даже и нет, то доброе слово и кошке приятно. Вопреки ожиданиям, граф принял меня сурово.

– Ты все ловко придумал, Рене, но поторопился, – он покачал головой.

Я огорчился так, что и не пересказать. Ведь казалось: как все хорошо придумано, лучше и помыслить нельзя. А оно, вон, по-иному выходит. Видя мое неподдельное огорчение, месье Констан похлопал верного слугу по плечу и вознаградил полновесным флорином за рвение.

– Ты пойми, – глядя на мою унылую физиономию, пояснил монсеньор, – пока что мы с тобой только заподозрили, что этот самый маркиз – чернокнижник и заклинатель демонов, но доказательств его враждебных замыслов у нас покуда нет, одни лишь предположения. Так что, если ты его изловишь в силок, он своих злокозненных планов, поди, и не откроет. А как мы тогда докажем, что он вообще что-то задумывал? Вот и получится, что ты ни в чем не повинного маркиза хитростью заманил в глухое место и там в цепях держал.

– Но только ж для пользы дела, – попытался оправдаться я.

– Для пользы дела, – задумчиво повторил граф, расхаживая по комнате. – Мне о том можешь даже не говорить, без тебя знаю. Но картина получится некрасивая. Выпустишь маркиза – он немедля у герцога суда потребует, в разбое тебя обвинит. А если не выпустить… – глаза хозяина Монсени подернулись задумчивой поволокой, – с принцессой и этой колдовской тварью что делать будем? Они тревогу бить начнут. А старая башня – место хоть и дикое, да запустелое, а знают о нем, почитай, все. Начнут искать – всяко найдут. Там, правда, со скалы, неровен час, сорваться можно, – куда-то в пространство многозначительно произнес мой господин, – но, поди, знай силу этого чародея. Может, его демоны в когтистых лапах над землей вознесут?

Я живо представил себе эту картину, аж передернулся.

– Нет, – покачал головой мессир Констан, – этого негодяя следует брать, когда он решится свой замысел в дело воплотить. А до того хорошо бы хоть какие подробности выведать. – Он вновь поглядел на меня, подошел к массивному столу, взял оплетенную сухой лозой бутыль и плеснул из нее вина в чеканные серебряные кубки.

– Пей, – скомандовал он.

Я чуть не лопнул от гордости: еще бы, запросто угощаться вином с одним из первейших вельмож Савойи, да еще и не из глиняной чаши, а из благородного серебра – тут есть чем загордиться. Мы хоть и росли вместе, но так уж богом заведено: его сиятельство – граф, а я – подкидыш, и тут, как ни крути, дорожкам не сойтись.

– Есть у меня одна забавная мысль, – ставя на стол пустой кубок, с усмешкой промолвил мой господин. – Ты говорил, что поставил силки на люк в полу?

– Точно так, – подтвердил я. – На стол бутыль с валерьяной поставил, а аккурат подле него – люк. Пол для прикрытия весь сеном забросал, ну, а в сене, на люке, петля и припрятана. Так что стоит подойти к столу да руку с бутылью поднять – люк и раскроется. Маркиз, стало быть, вниз полетит, а петля его за ногу намертво ухватит, так, чтоб он завис, не долетев до пола, ну а там, пока он вниз головой болтаться станет, его как раз и в цепи можно заковать. Эдак-то вися, немного навоюешь.

– И не наколдуешь, – согласился граф, вновь наливая кубки. – Хотя, кто его знает, кто его знает. Проверять не будем, сделаем вот как: когда вы зайдете, ведьмы там, понятное дело, не будет. Но ты уж страху нагони. Если вдруг сова ухнет, ворон каркнет или летучая мышь промелькнет – скажи, что старая карга нетопырем или птицей обернулась и улетела, оставив все под надзором призрачных духов. Ну, а как попадется маркиз в ловушку, ты его, стало быть, и спасешь. Не сразу, конечно, дай повисеть, чтоб кровь к голове прилила. Сам в это время попрыгай, покричи, клинком поразмахивай. Скажешь, что с призраками сражался и от этого места отогнал. А затем маркиза от гибели убереги, наверх вытащи и до утра с ним в башне проговори. Он после спасения всяко тебе доверять будет. Может, чего интересного и расскажет. Во всяком случае, не будет опасаться. А нам этого и надо.

В дверь постучал мальчишка-паж. Он застыл на пороге, бросил на меня недоверчивый взгляд, точно не узнал.

– Говори, – приказал ему монсеньор граф.

– Ваше сиятельство, – начал он, немного запинаясь, – прибыл гонец, которого вы посылали на альпийский тракт.

– Молодец, быстро управился, – похвалил Констан де Монсени. – И каковы известия?

Мальчишка, похоже, совсем оробел и говорил теперь каким-то сконфуженным тоном:

– Ни на заставах, ни на постоялых дворах, ни в каком селении ваших гостей не видали.

Граф торжествующе поглядел на меня:

– Вот так вот, Рене. Выходит, складывается наш витраж.

За высоким стрельчатым окном графских покоев величавой бронзой громыхнул колокол.

– Звонят к вечерне, ваше сиятельство, – поклонился я. – Разрешите мне действовать.

– Да поможет тебе бог! – Граф опустошил кубок, с силой поставил его на стол, заставляя дернуться дремавшего там кота, и возгласил: – Да поможет всем нам Господь!

Юноша-паж склонился перед гуральской принцессой столь низко, сколь позволял молодой позвоночник, и почтительно доложил:

– Мой господин настоятельно просит ваше высочество принять его.

– Вот и славно, – Алина уселась поудобнее в кресло с высокими подлокотниками, запахнулась в соболий палантин, дань гуральской моде, и, придав лицу, как она предполагала, надменное выражение, объявила посланцу:

– Ступай, передай твоему господину, что я буду рада его обществу.