Паж вновь низко поклонился и, чтобы не поворачиваться к ее высочеству задом, начал пятиться туда, где ждал Констан де Монсени. По утверждению Алины, тот вошел так быстро, что попросту не успел плотно закрыть дверь, однако паж впоследствии на мои вопросы отвечал, что граф велел ему дожидаться с подарком и потому оставил ее чуть приоткрытой с единственной целью, дабы юноша без промедления вошел по знаку хозяина. Правда, мой господин приказал сорванцу держаться от двери подальше – только чтобы услышать хлопок, но какой приказ удержит малолетнего обалдуя, особенно если его хозяину отчего-то вздумалось посекретничать с чужеземной красоткой?

Спустя пару дней паж уверял с самым правдивым выражением на лукавой физиономии, что ничегошеньки не слышал, так что пришлось для острастки хорошенько тряхнуть его и приложить спиной о стену, чтобы освежить память. Тогда-то уж речь потекла из него говорливым ручьем, и даже бурной рекой.

А ведь, по сути, еще день назад я и подумать не мог, что стану шпионить за собственным господином, и уж точно не стал бы этого делать, когда бы не одна малюсенькая закавыка, одна штуковина, которая, по моим соображениям, никак не должна была оказаться в его руках. Но об этом позже, сейчас я рассказываю о визите славного графа де Монсени к ее высочеству принцессе Гуральской.

– Сударыня, – едва ль не промурлыкал он, глядя в ясные глаза Алины, – я хотел просить у вас извинения. Сегодня утром я недопустимо вспылил. Все это время я места себе не находил, желая объясниться, ибо вы могли превратно истолковать мою внезапную горячность.

– Я благодарна, ваше сиятельство, что посетили меня, – благосклонно кивнула принцесса.

– Вы так добры, – продолжал мурлыкать граф. – Я полдня искал слова, дабы прояснить… Однако, как мне сказали, вы и сами предприняли шаги, чтобы ознакомиться…

– Надеюсь, – улыбнулась Алина, – вы не в обиде на мою любознательность?

Обычно нежная улыбка этой прелестной дамы производит на мужчин однообразное действие: они забывают, зачем пришли, о чем говорили, и застывают, словно бараны, очарованные видом новых ворот. Но на этот раз мой господин, пусть не обманет никого его любезный тон, был настроен самым решительным образом, а значит, ни улыбки, ни прочие женские хитрости не смогли бы сбить его с намеченного пути.

– Ну что вы, я польщен вашим интересом к моей скромной особе, а также к истории моих славных предков. Теперь, когда вам кое-что известно, мне легче будет пояснить остальное.

Итак, моя бабушка действительно приходится внучкой несчастному барону Жилю де Ретцу. Пожалуй, непросто отыскать в истории персону, столь бессовестно оболганную, нежели мой славный предок. Его судьба трагична, и, увы, даже родство с этим храбрецом, в свое время возведшим на трон короля, подарившего надежду Франции, считается едва ли не позорным. И потому всем его потомкам приходится с особой осмотрительностью хранить безукоризненность своего имени.

– Я понимаю вас, почтеннейший граф.

– Рад это слышать, – мой господин вновь улыбнулся. Но я и прежде видел такие улыбки: радости и веселья в них было не больше, чем в надгробной плите, ярко освещенной солнцем.

– Стало быть, сударыня, – продолжил он, – у вас не вызовет неудовольствия мое настоятельное желание и впредь заботиться о незапятнанной репутации.

– Ну что вы, граф! Ваше неоспоримое благородство не нуждается в лишних доказательствах.

– В лишних – нет, – покачал головой Констан де Монсени, – поэтому перейдем к делу. Я бы хотел кое-что понять, и мое любопытство, принимая во внимание вышесказанное, должно быть вполне извинительно в ваших глазах. – Он пристально глянул на принцессу, и та невольно поморщилась.

Алине не впервой, когда мужчины бросают на нее пристальные взгляды, но в них чаще всего можно прочитать желание подольше любоваться нежным лицом, а заодно и вообразить скрытое облегающим платьем. Но тут чувствовалось совсем другое: его сиятельство пытался прощупать, какие мысли таятся в этой прелестной головке. Слава богу, он не сильно в этом преуспел, но попытка была предпринята.

– Завтра в замок прибывает наш государь, – точно невзначай напомнил он.

– Да, вы уже говорили, – кивнула Алина.

– И, конечно, я вижу свой долг в том, чтобы пребывание Его Высочества в стенах Монсени было не только содержательным и приятным, но и безопасным.

– Я верю в ваши силы, граф, – продолжая разыгрывать высокородную даму, ободрила собеседника Алина.

– Учитывая роковую судьбу, постигшую за последние два года почти всех представителей Савойского дома, боюсь, это будет не просто. Опасности могут подстерегать нашего августейшего правителя на каждом шагу. Но я намерен сделать все от меня зависящее. Вот, скажем, вы, мадам.

– Я? – удивленно переспросила Алина, расширяя глаза и хлопая длинными, чуть изогнутыми ресницами. – Что за странные речи, мессир? Что со мной не так? Я вам не нравлюсь? Быть может, у вас иные предпочтения?

– О нет, что вы! Всякий истинный мужчина будет рад сложить к вашим ногам свое искреннее поклонение. Я вам больше скажу: встреться мы при иных обстоятельствах, я бы непременно принялся ломать копья на турнирах, дабы снискать ваше расположение и провозгласить Королевой Любви и Красоты. Поверьте мне, не много бы нашлось в Европе бойцов, способных что-либо противопоставить вашему покорному слуге. – Он почтительно склонил голову.

– Граф, граф, – Алина снова призывно улыбнулась, но погрозила тонким пальчиком. – Не забывайте, я замужем.

– Да и я женат, – вздохнул де Монсени.

– Кстати, как здоровье вашей супруги? – защебетала красавица, надеясь увести разговор в сторону.

– Она нездорова, – месье Констан состроил приторно-скорбную физиономию. – Чахнет, бедняжка. Она была так близка с покойным родичем. Если пожелаете, потом, когда все прояснится, мы навестим ее, а то, не дай бог, решите, что я, будто пресловутый барон Синяя Борода, убиваю собственных жен.

– О нет, мне известно, что он женат был лишь однажды и, хотя впоследствии несколько раз обручался, его невесты умирали вполне естественной смертью.

– Увы, да. Чума не щадит никого. Благодарю вас, мадам, что избавили меня от печальной необходимости рассказывать о моем благородном предке, и был бы совершенно и абсолютно счастлив, когда б также избавили от тягостной обязанности задавать неприятные вопросы и рассказали о себе правду по доброй воле.

– О чем вы, монсеньор? – Алина удивленно вскинула брови.

– О чем? – Констан де Монсени укоризненно покачал головой и подошел к ее высочеству почти вплотную. – Прискорбно, что вы не пожелали меня понять! – Он вперил в красавицу долгий тяжелый взгляд, от которого зашевелился мех на собольем палантине. – Значит, искренней беседы вы меня не удостоите. Что ж, ваше право. Тогда побеседуем по-иному. – Он пододвинул золоченый табурет, обитый тисненым бордовым атласом, и уселся, не спрашивая разрешения. – Вы знаете, сударыня, моя кормилица тоже была родом из Гуралии. В детстве она рассказывала мне о своей далекой стране множество чудесных историй. Чудесных и страшных, так что порой казалось, будто это настоящие сказки. Но даже там, в этих дивных небылицах, не было и намека на то, что живые люди верхом, да еще и с кошкой в руках, могут появляться прямо из воздуха!