Нереза разложила вокруг кровати можжевеловые веточки, затем попросила меня подышать над горячей водой. После луковой экзекуции это была не самая приятная процедура, но я потерпела, потому что сама знала, что ингаляции помогают при насморке.

— Ничего, эньора, ничего, — приговаривала ласково женщина, помогая мне потом удобно улечься, чтобы дышать было легче, — это из вас так хворь выходит.

Мне кажется, она и без упоминания об Уле скоро бы растаяла по отношению ко мне, потому что разглядела, кем я являюсь на самом деле – испуганной разболевшейся девчонкой.

От сильного порыва ветра снова распахнулось окно. Закрыв окно, Нереза подошла ко мне и сказала:

— Простите меня за дерзость, эньора, но вас оскорбили, поселив здесь. Это комната не для особы вашего положения.

— Мое положение не сильно выше вашего, — прогундосила я, и решила, что самое время дать немного информации о себе. — Я плад, но не владею великим искусством. Так случилось, что я осталась одна в бедственном положении, и мне пришлось просить приюта в храме Великого Дракона. Ллара Эула тепло меня приняла. Когда эньор Тоглуаны заехал в храм, она попросила его позаботиться обо мне. И этим оказала мне медвежью услугу… Мне здесь не рады.

— Просто вы новое лицо, никто о вас ничего не знает, вот и судачат.

— И о чем судачат?

— О том, что вы… что…

— Говорите прямо.

— Говорят, вы любовница хозяина, и беременны от него.

— Я слишком романтична, чтобы быть чьей-то любовницей. Мне хочется удачно выйти замуж, по любви. Наверное, поэтому я до сих пор в девках… Вы мне не верите?

— Я поверю всему, что мне скажут, эньора.

— Тогда поверьте, пожалуйста, что я ничья не любовница.

Нереза улыбнулась и, попросив меня приподняться, взбила подушки попышнее, затем усадила меня. Дышать мне по-прежнему было тяжело, в носу жгло, тело горело.

— Теперь прилягте, но так, чтобы голова была повыше. Не переживайте, вы молодая, вам всего-то надо хорошенько отоспаться, чтобы вылечиться.

«Если бы, — подумала я. — Гелл считает, что это не обычная простуда, а последствия того, что я потеряла благодать. И неизвестно, как еще эти последствия по мне ударят. Да вообще все неизвестно, вся моя жизнь – полная неизвестность».

— Нереза…

— Да, эньора?

— Посидите, пожалуйста, со мной.

— Я от вас ни на шаг не отойду. Спите спокойно.

Я прикрыла глаза и попробовала заснуть.

Ночь выдалась тяжелой. Я так вымоталась, что просто мечтала заснуть, но не могла: текло из глаз и носа, чиханье сводило с ума, кости ломило, трещала голова. Периодически мне удавалось ненадолго забыться; в этом состоянии мне являлись странные образы, но я не понимала, что вижу, и вздрагивала-вскакивала вся в поту.

В такие моменты Нереза клала свою ладонь мне на лоб или гладила по щеке. Я успокаивалась, укладывалась снова и по-новому начинала задаваться вопросом – простуда ли это, или ответочка от Блейна-чтоб-его-черти-на-сковородах-жарили?

Измаявшись, я-таки заснула. Открыв глаза, я увидела, как дремлет Нереза в кресле. Откуда здесь кресло? Принесли? Приподнявшись, я зевнула и, ощущая сильную жажду, начала осматриваться. А-а, вон и стол с кувшином, из которого Нереза мне наливала воды.

Я попробовала тихонько встать с кровати, чтобы не потревожить женщину, но она все равно услышала.

— Эньора… — сонно проговорила она.

— Мне попить бы, — хрипло ответила я.

— Да-да, сейчас.

Служанка встала, налила мне в стакан воды и подала. Я жадно выпила всю воду и попросила еще. Двух стаканов воды мне хватило, чтобы напиться; я вздохнула сыто, словно бы не попила, а хорошо покушала, и откинула со лба прядь волос. Лоб был прохладный.

— Жара нет, — удивилась я.

— Вы долго спали, эньора, — сказала Нереза, и потянулась. — День и две ночи. Я же говорила: вам, молодым, достаточно поспать, чтобы вылечиться. Уже скоро рассвет. Хотите чего-нибудь? Принести поесть?

— Да, пожалуйста.

Нереза тут же ушла.

Пока ее не было, я встала, высморкалась, воспользовалась ночным горшком и начала переплетать косу, которая за все это время превратилась невесть во что. Чувствовала я себя неплохо: голова была ясная, насморк, ясное дело, не прекратился, но, по крайней мере, дышать было легче и уже не так текло из носу. И, самое главное, все это дело не перешло в кашель.

Нереза вернулась с подносом с горшочком и двумя ломтями пышного хлеба. В горшочке оказался подогретый куриный супчик; на вкус он показался мне божественным.

— Аппетит вернулся, это очень хорошо, — проговорила служанка довольно. — А то ведь когда вы были в беспамятстве, то отказывались даже пить. Хозяин переживал, звал врача, но он велел вас не тревожить. Я-то сразу сказала, что вы поправитесь, что это дело времени.

— Спасибо вам, Нереза, — поблагодарила я женщину. — Особенно за то, что не отходили. Жар уж очень ломал, казалось, кости плавятся. Страшно было бы остаться в таком состоянии одной, в этой комнате...

— Все прошло, эньора. Теперь-то вы быстро поправитесь. Полежите еще немного.

Я легла на кровать, но спать больше не хотелось.

Долгий сон действительно мне помог; я выкарабкалась из западни этой странной – или не странной – болезни и начала поправляться.

— Ллара Эула сказала мне, что Брадо Тоглуанский – человек чести, — сказала я.

— Так и есть.

— Люди Тоглуаны любят и уважают своего владетеля?

— Да, эньора.

— Почему же тогда в замке уверены, что я его пузатая любовница, которую срочно нужно выдать замуж? Разве человек чести стал бы заводить любовницу? Разве привел бы ее беременную к жене под нос?

— Великий Дракон заповедовал супругам сохранять верность в браке. Но в жизни бывает всякое, эньора. Если иных люди осуждают за измены, то нашего владетеля скорее толкают к ним.

— Как это? — удивилась я.

— У нашего эньора нет детей, хотя он давно в браке. Мы радовались, когда он привез с севера прекрасную юную жену. Друзья поздравляли его и завидовали; сам император высоко оценил красоту невесты. Но, как оказалось, это пустая красота… Минул год после свадьбы, другой; время шло, а наша госпожа не беременела. Она сильно переживала из-за этого, горько плакала, посещала разные храмы и просила ллар молиться у Священного огня за нее, но Великий Дракон не благословлял ее. Эньор возил супругу в столицу к врачам императорам, но и там не смогли помочь.

— Что, если бесплоден сам эньор?

Нереза поглядела на меня так, словно я брякнула глупость, и сказала укоризненно:

— Мужчины не бывают бесплодными, эньора. Они – подобие Великого Дракона, и несут в себе семя жизни. Это все знают.