Прямо в объятия Люка Каллахана.

— Я уверена, что оставила их здесь.

Услышав голос, Дженис тут же открыла глаза и на мгновение смутилась, словно ее поймали на чем‑то недозволенном. Но конечно же, никто не мог заметить ее голову за спинкой кресла. Как и вообще увидеть ее, пока не подойдет к окну.

Это была одна из сестер — скорее леди Опал, как решила Дженис: у нее такой, более мягкий, голос.

Послышался шелест юбок.

— Ты такая рассеянная, — ответил ей второй голос — видимо, леди Роуз. — Вон они, на столе.

— О‑о. — Снова шелест. — Даже не запылились.

Очки, должно быть. Дженис, сказать по правде, следовало дать понять сестрам, что они не одни, но в кресле так уютно. Они наверняка уйдут с минуты на минуту, и она сможет урвать еще несколько секунд для греховных мечтаний о мистере Каллахане и сегодняшнем поцелуе, прежде чем спуститься в гостиную. Дженис не горела желанием пытаться быть любезной со всеми за ужином, после которого ей предстояло петь и играть на фортепиано, чего она до смерти боялась.

— Сегодня мы узнаем, охотится ли она за ним, — сказала леди Роуз.

Сердце Дженис тревожно замерло. У нее возникло тошнотворное ощущение, будто сестры говорят о ней.

— Интересно, как она оденется к ужину, — добавила леди Опал.

— Разгадать ее намерения сегодня за чаем мне не удалось, — заметила леди Роуз. — Возможно, она действительно приехала повидать вдову.

Силы небесные! Они и вправду говорят о ней!

— Только в это трудно поверить. — В тоне леди Опал ясно слышалась презрительная насмешка. — Видишь ли, наверняка родители отправили ее сюда, чтобы обратила на себя внимание герцога.

Дженис крепко зажмурилась. Так и было — ее послали сюда именно с этой целью!

— Я слышала, она не выдерживает сравнения со своей старшей сестрой, — сказала леди Роуз.

— В таком случае ее старшая сестра, должно быть, непревзойденная красавица, — заметила леди Опал. — Ведь леди Дженис очень красива.

Вероятно, Дженис следовало чувствовать себя польщенной, но вместо этого она ощутила легкую дурноту, слушая, с каким безразличием они обсуждают ее, и мысленно взмолилась: «Пожалуйста, уходите».

— Что будем делать, если придется все‑таки уехать? — спросила леди Роуз.

Дженис услышала вздох.

— Ну тогда попытаем удачи в Шотландии. Там немало лэрдов, жаждущих женского общества.

Эти слова неприятно поразили Дженис, и она снова открыла глаза.

Что именно имела в виду леди Опал? Ее заявление можно было истолковать по‑разному.

— В такую‑то погоду? — Голос леди Роуз звучал безрадостно. — Думаю, в ближайшее время нам не стоит беспокоиться об отъезде.

— Надеюсь, что так.

Воцарилось гнетущее молчание, которое нарушила леди Опал:

— Не стоит жалеть себя. Нам был дарован один восхитительный сезон, так что мы имели возможность попытать счастья. Теперь придется как‑то выкручиваться.

— Если бы только ты ответила «да» лорду Арчибалду… — начала леди Роуз.

— Если бы только ты поощряла сэра Кевина вместо лорда Боксвуда, который не имел серьезных намерений. Я ведь тебе говорила, — с горечью произнесла леди Опал.

— О, успокойся, пожалуйста.

— Леди Дженис наверняка не окажется в нашем положении, — заметила ее сестра. — Семья никогда не отторгнет ее.

— Это в некотором роде ее собственное несчастье — переезжать от родственника к родственнику, — возразила леди Роуз. — И ты ошибаешься: она очень похожа на нас. Я увидела это по ее лицу.

— Что ты имеешь в виду? — спросила леди Опал.

— У нее такой вид, будто она боится бороться за свое счастье.

У Дженис скрутило живот.

— Как и мы, — добавила леди Роуз. — Почему мы никогда не думали, что заслуживаем счастья?

— Возможно, потому, что родители не слишком любили нас.

Леди Роуз горестно вздохнула:

— У нее нет подобных причин. Она из большой дружной семьи, ее наверняка любят.

— Вполне возможно, и у нее есть не менее веские оправдания, чем у нас.

От слов леди Опал Дженис вспыхнула: нет у нее никаких оправданий.

— Ну, как бы там ни было, она слишком застенчива, чтобы завлечь герцога, — продолжила леди Роуз. — И если как следует поразмыслить, наверняка ее родители прекрасно это знают. Может, они и вправду послали ее повидаться с вдовствующей герцогиней: с глаз долой, так сказать. У нее была возможность найти себе достойную пару. Наверное, им стыдно, что она не сумела воспользоваться ею.

Дженис пришла в ужас. Неужели родители стыдятся ее? О том, что жалеют, она знала, но стыд — это совсем другое!

— Ты полагаешь, она им в тягость? — удивилась леди Опал.

— А кому понравится жить бок о бок с неудачницей? — самодовольно заявила леди Роуз, будто сама не потерпела фиаско. — Чувствительный удар по престижу, в особенности для власть имущих.

Дженис судорожно сглотнула: нет, ее родители не такие, не могут быть такими и любят ее, — но затем вспомнила о тех важных событиях, в которых ей не пришлось участвовать из‑за отъезда сюда. Вспомнила, что мама лишь возражала из‑за этого против поездки, но отмахивалась от нее, как, впрочем, и папа. А как она уезжала? Да они практически затолкали ее в карету!

Неужели они и вправду не хотели видеть ее на грандиозном празднике, что собиралась устраивать мама? Или на званых обедах в честь Грегори и Пиппы? Неужели ее присутствие им действительно стало в тягость?

— Я припоминаю, у нее была какая‑то нелицеприятная история, что‑то связанное с мужчиной…

От слов леди Опал Дженис чуть не лишилась чувств.

— И не с каким‑нибудь, а с Финнианом Латтимором. — Леди Роуз произнесла это совершенно спокойно. — Роскошный мужчина. Только не говори, что не помнишь подробностей.

Дженис прижала ладонь к груди в надежде хоть немного успокоить сердцебиение.

— Что ты имеешь в виду?

— Да разное говорят… — уклончиво заметила леди Роуз.

— Но почему я ничего не знаю?

— Должно быть, это произошло в те злополучные шесть месяцев, когда ты была прикована к постели. Ты была смертельно больна, и я старалась оградить тебя от слухов. А потом как‑то не представилось случая.

— И что это за история? Ну говори же, а то я умру от любопытства.

— Ходили сплетни, что она ему отдалась. Уже давно. В Ирландии. На какой‑то свадьбе. А потом их вроде бы застали… ты не поверишь — в Воксхолле.

Нет!