Дженис чуть не задохнулась от прямоты служанки.

— Очень тебя прошу: не говори никому, что я целовалась с грумом. Обещаешь?

Изобел взяла щетку и похлопала по скамеечке перед туалетным столиком, предлагая госпоже сесть. Пока трудилась, стараясь придать ее волосам некое подобие порядка, служанка не замолкала ни на минуту:

— Я никогда не выдам ваш секрет, миледи. Никогда. Даже своей матери. Или трем сестрам. Или бабушке, хотя до сих пор рассказывала ей все. Не скажу и Полли, горничной в Лондоне. Как и Джуду, моему другу детства, отец которого дрессирует тигров. Я встречаюсь с ним не слишком часто, но когда видимся, то болтаем обо всем.

— Никого не упустила? — вклинилась в этот словесный поток Дженис, обращаясь к отражению Изобел в зеркале.

— Никого, миледи, как можно?

Дженис рассмеялась:

— Рада, что могу на тебя рассчитывать.

Изобел небрежно повела плечом и, воткнув очередную шпильку в прическу хозяйки, заявила:

— Он самый красивый грум из всех, кого я когда‑либо видела. Думаю, мне нужно сходить в конюшню — ну, якобы посмотреть на щенков, конечно.

— Пожалуй, мы слишком много уделяем внимания какому‑то груму. Надо прекратить о нем всякие разговоры…

— Да, конечно… И все‑таки это самый красивый мужчина, пусть и грум! — выпалила Изобел. — Герцог тоже заслуживает восхищения, но вы ведь не можете вообразить, как он, например, ворочает камни. А мистера Каллахана можете, я уверена. Мне бы еще хотелось посмотреть, как он рубит дрова. А вам?

— Нет, Иззи, — как смогла невозмутимо ответила Дженис. — Я не хотела бы.

Что было отъявленной ложью. Ей отчаянно хотелось этого. И если подольше посмотреть из окна спальни, может, удастся увидеть его за работой? Южная стена конюшни была обращена к дому, и Дженис уже не терпелось выглянуть в окно в надежде мельком его увидеть.

Изобел прикусила губу и отступила на шаг назад.

— Простите, миледи, я не имела намерения обсуждать его.

Дженис виновато вздохнула, пощипывая щеки, чтобы придать им румянца.

— Все в порядке. Я знаю, как легко потерять голову из‑за мужчины. Со мной случилось такое однажды, и было ужасно неприятно, когда все закончилось. Так что я стараюсь больше не попадать подобные ситуации.

Глупец Финн. Слава богу, с ним давно покончено.

— Но ведь это случилось давным‑давно, не так ли, миледи?

— Достаточно давно, чтобы я сумела пережить этот удар. — Дженис снова встала. — Сердце довольно хрупкий предмет.

— Вы правы. — Изобел скромно опустила глаза. — Вот у меня такое хрупкое сердце. Я вообще девушка хрупкая.

— Да уж… — улыбнулась Дженис, вспомнив, как Изобел однажды подняла на вытянутых руках два битком набитых чемодана.

— А почему вы смеетесь? — Изобел повернула голову и с подозрением посмотрела на хозяйку.

— Все в порядке! Как обычно, тебе удалось поднять мне настроение без особых усилий. Нам и в самом деле пора прекратить всякие разговоры о событиях сегодняшнего утра, какими бы незабываемыми они ни были. Пора готовиться к ужину, если тебе не кажется, что у меня еще есть несколько минут, чтобы почитать.

Раздался стук в дверь, и Дженис с камеристкой переглянулись.

— Полагаю, следует открыть, — неуверенно проговорила Дженис.

— Я немедленно избавлюсь от любого, кто бы там ни был. — Решительно прищурившись, Изобел распахнула дверь, словно намеревалась противостоять льву.

За дверью стояла сиделка герцогини, сохраняя на лице все то же неприветливое выражение.

— Входите, миссис Пул, — пригласила Дженис, обеспокоившись: ей важно было все, что касалось герцогини.

— Миледи, у меня к вам пос‑с‑слание.

Изобел часто заморгала от неожиданности, услышав резкий свист.

— И какое же? — поторопила Дженис сиделку.

— Леди Холс‑си пробудилас‑сь и заявила, что не попрощалась с‑с вами.

— Герцогиня так быстро уснула, что у меня не было такой возможности, — в некотором недоумении проговорила девушка: неужели сиделка проделала столь долгий путь, только чтобы сказать ей это?

— Да, но вскоре проснулась.

— Как… королева? — Дженис уловила некоторое колебание в ее тоне.

Изобел явно ничего не понимала — ведь хозяйка еще не рассказала ей, что мистер Каллахан был прав: вдовствующая герцогиня воображает себя королевой — во всяком случае, какое‑то время.

— Нет, как ее с‑светлость. Она справилась о внуке, и я с‑сказала, что он скоро навестит ее. Только она этим не удовольствовалась и даже немного поплакала.

— О господи! — Сердце Дженис болезненно сжалось. — А что же вы?

— Я… я предложила ей новый нос‑совой платок, а также раздвинула занавески, что, похоже, ее подбодрило.

— В самом деле? Очень любезно с вашей стороны, миссис Пул.

Сиделка растерянно взглянула на Дженис:

— Затем она чихнула, и… ну, вы знаете, что произошло.

— Она стала королевой.

Шляпная коробка, которую Изобел как раз несла в дальний угол комнаты, с грохотом упала на пол.

Сиделка молча хмуро посмотрела на служанку, и та беззаботно заявила:

— Не стоит обращать на меня внимание. — Хотя глаза ее выдавали, что ей страшно любопытно узнать как можно больше.

Взгляд миссис Пул снова обратился к Дженис.

— Ее величество приказала передать послание молодой леди, которая недавно посетила ее — «умной талантливой разочарованной леди», как она сказала, — немедленно.

— И вы полагаете, она имела в виду меня?

— Конечно, вас, миледи! — вмешалась Изобел. — Я ничего не знаю о разочаровании, но вы, безусловно, умны и талантливы.

— Спасибо за комплимент, Иззи, — улыбнулась Дженис. — А вы продолжайте, миссис Пул.

Сиделка сделала глубокий вдох.

— Ну и кроме того, вы единс‑ственная, кто навес‑стил ее за вс‑се время болезни.

Дженис ужаснулась:

— Вы хотите сказать, ни одна из этих молодых леди у нее не была? И мисс Бренсон тоже?

— Именно так. Как, впрочем, и все другие, кто побывал в поместье.

— И много таких? — полюбопытствовала Изобел.

— Дос‑статочно, — холодно ответила сиделка. — Но это с‑совершенно не ваше дело.

Изобел едва не вспылила, но хозяйка жестом ее остановила.

— Очень печально, что леди Холси мало с кем общается, кроме вас, миссис Пул. Но ведь герцог навещает ее регулярно, не так ли?