— Я хотела… Собиралась вас убить.

— Знаю.

— Тогда…

— Мне всё равно.

Наконец Мурасаки повернулась и посмотрела на меня с выражением совершенного замешательства.

— Все совершают ошибки, — сказал я.

— Н-но… — Мурасаки всё ещё сидела на месте, но по выражению лица было видно, что душа её мечется, как птичка в горящей клетке. Тогда я опустился возле неё на корточки и осторожно положил руку на её чёрные волосы. Я чувствовал напряжение, которое держало её тело точно в кулаке.

Стараясь сделать настолько нежную улыбку, насколько это вообще возможно, я прошептал тёплым голосом Ямато:

— Всё хорошо.

Мурасаки последний раз вздрогнула, а затем тонкая корочка, которая покрывала её душу, треснула, и на глаза девушки брызнули слёзы; в мгновение ока её лицо растаяло, как у снеговика, стоит только пригреть весеннему солнцу. Мурасаки набросилась на меня, упёрлась личиком в ключицу и заревела как маленькая девочка…

20. побег3

— Всё будет хорошо… Всё в порядке… — приговаривал я нежным голосом, приобнимая Мурасаки, сотрясаемую глухими рыданиями, и нежно поглаживая по спине…

В этой позе мы провели добрых десять минут. За это время солнце ещё немного опустилось, и когда Мурасаки наконец отпрянула, её личико, с алыми глазами и сухими тропинками слёз, озарилось и заблестело в золотистом сиянии заката.

Она мне всё рассказала. Про свою мать, которая раньше была актрисой, но затем всё потеряла, и потому, в отчаянии, желая вернуть прошлое, поддалась соблазну и стала частью проклятого культа; про своего отца, человека доброго, но совершенно лишённого собственной воли. Про влияние, которое родители имели на неё, и про муки, которые она испытывала каждую ночь после того, когда они сообщили её свой план… И как она подслушала, однажды, их личный разговор, из которого узнала, что отчасти всё это они делают ради неё… Ведь Стражи долго не живут. Каждый день они рискуют жизнью. Если же всё получится, Мурасаки будет свободна, если всё получится, они сохранят свою дочь, пускай даже ценой целого мира…

Она рассказала мне, что было время, когда она твёрдо намеревалась исполнить план хотя бы для того, чтобы отомстить людям, которые забрали у неё будущее; что именно поэтому она не желала иметь с нами ничего общего; что хотела признаться мне ещё во время нашей первой ночной беседы и не смогла, и корила себя за это, ощущая, как вина словно хищный зверь скребёт когтями у неё по сердцу…

Когда Мурасаки кончила рассказ, на её глазах снова стояли слёзы, и снова мне пришлось поглаживать её дрожащую тонкую спинку. Наконец девушка совершенно успокоилась и сказала мне:

— Спасибо…

— Ничего, — ответил я тихим голосом.

— Ты правда… Правда не…

— Правда.

— …

Она поджала губы.

— Мурасаки.

— Что?.. Что-то не так?

— По твоей ноге карабкается крабик.

— Ах?.. Кья!

Мурасаки повернулась, увидела красное членистоногое, которое залезло на её голень, и с криком отпрянула в сторону.

После этого девушка наконец пришла в себя, хотя и продолжала вести себя несколько смущённо и неловко.

В первую очередь я предложил осмотреть кабинки наших СТРАЖЕЙ на предмет припасов, которые могли нам теперь пригодиться.

Ближайшее время нам придётся провести вдали от цивилизации, а потому следовало заранее побеспокоиться о таких вещах.

К сожалению, СТРАЖИ явно были не предназначены для подобного рода аварийных ситуаций, а потому что внутри великана Мурасаки, что внутри моего собственного мы отыскали только два огнетушителя. Тоже неплохо.

Меж тем всё то время, что я занимался поисками, Мурасаки висела у меня за спиной и время от времени повторяла:

— Тебе… Нужна помощь, Ямато? Только скажи, я… Я всё сделаю.

Казалось, из холодной и невозмутимой принцессы она превратилась в смущённую маленькую девочку.

Искренне надеюсь, что данная трансформация носила временный характер…

Вскоре я почувствовал голод. Немудрено, за весь день я съел одну только яичницу на завтрак; Мурасаки, по собственному признанию, вообще ничего не ела.

Мы обошли пляж в поисках съестных моллюсков, но крабик, которого тогда выбросила Мурасаки, по всей видимости был невероятной аномалией, ибо кроме него мы не смогли обнаружить ни одного живого существа на всей протяжённости широкой песчаной линии.

Наконец, за неимением выбора мне пришлось снова залезть в моего СТРАЖА чтобы провести разведку местности. Мурасаки предложила сделать это самостоятельно — я не позволил. Её нервы и так находились в плачевном состоянии, и ей, по возможности, следовало избегать прикасаться к стальному титану, чтобы не допустить потери контроля.

Сперва я не хотел называть эту причину Мурасаки; когда же она вынудила меня это сделать своей неуверенной настойчивостью, то сперва опешила, а затем опустила взгляд и сильно прикусила губы.

Я сел в титана, выпрямился до небес и увидел невероятную картину.

До самого горизонта бежали руины

Берег, на котором мы находились, вовсе не был пустынным; прямо перед ним мелькала изрытая колеями дорога — поворачивала направо и уводила в протянувшийся до самого горизонта город. Последний представлял собой разрушенный мегаполис. Наполовину обвалившиеся небоскрёбы сверкали на солнце; в ясном и немного зловещем сиянии заката огромные тени накрывали пыльные улицы.

С минуту я разглядывал город, пытаясь обнаружить признаки жизни; наконец я покинул СТРАЖА и доложил обо всём Мурасаки.

Мы уселись на песок и устроили мозговой штурм.

Нам нужна была еда и ночлег.

Уже сейчас мои длинные волосы развевал холодный ветер. Ночь намечалась мёрзлая. Спать мы могли внутри своих СТРАЖЕЙ, но с пропитанием было сложнее. Ещё во время шествия к материку я заметил, что по мере приближения к последнему в море перестала встречаться рыба. Последнее превратилось в совершенно пустынный резервуар солёной воды. Разглядывал город, я между делом просмотрел его окрестности, пытаясь выцепить взглядом полевую мышь, стаю бродячих собак или другое живое существо — безуспешно.

Когда я рассказал об этом Мурасаки, она задумалась на некоторое время, а затем, поправляя волосы, предположила, что дело было в природных условиях на материке. Когда явился Вестник, правительства пытались уничтожить его всеми правдами и неправдами. Было использовано атомное, водородное, химическое и даже нейтронное оружие; под самый конец в ход пошла даже орбитальная бомбардировка, после чего на клочке земли, который занимал две трети всей планеты, вымерли даже черви и тараканы.

Тот факт, что уцелел — относительно — целый город, говорил о том, что конкретно здесь применялось либо нейтронное, либо химическое вооружение, которое затрагивает именно живую материю, не оставляя заметных следов на стекле и бетоне.

Тем не менее сама почва с высокой вероятностью была отравлена, а потому звери и