богатство категорически не могло. Секретарь, когда минули все сроки, дал знать куда следует. Шума не поднимали, но прошерстили все на десять рядов. Не только мужской, но и женский пол досконально проверили на предмет присутствия и отсутствия в эти дни. Тайгу по недельной окружности по сосенке перебрали. Бесполезняк. Сгинул. Сгинул, как и не было никогда. И как считали Чикойский клад бабьей выдумкой для пацанячьего развлечения, так и оставили. А Иннокентий Рудых, мол, пропал в тайге по собственной неосторожности. То ли на осыпь попал, то ли в озере утонул, то ли болотина засосала. Косолапого людоеда в тот же ряд зачислить можно. Мало ли здесь таких ЧП каждый год случается.

— Батя и дядька с таких вот лет. — Рука Егора Рудых опустилась на светлый затылок Сашки. — В тайге, как у мамки за пазухой. С закрытыми глазами наскрозь пройти могли, не споткнулись бы.

— Что тогда? — с подначкой спросил Ермаков.

— Золото убило.

— Ну, если в переносном смысле, готов согласиться.

— Твоего согласия никто не спрашивает. Ежели, как считаешь, убили — конь где? А главное дело — Малыш с ним был.

— Кто? — переспросил Василий.

— Кобель. Такой кобель был бесценный — чужого в тайге за тыщу шагов чуял. Близко не подпустил бы никого. Тоже не вернулся. Всех троих — и думать нечего, чтобы изничтожить без следа. Быть такого не может, и не было никогда. Не в человечьих это силах. Да и мужиков к тому времени в поселке, можно считать, не осталось. Одни старики, инвалиды да ребятня.

— Значит, еще одна версия. По сегодняшнему времени очень даже подходящая. Поразмышлял по дороге твой дядька хорошенько — а мужик он, судя по всему, был не дурак, — понял, что его танковая колонна немцу, что слону дробина при тогдашнем положении дел на всех фронтах, оставил драгоценные пуды в длительной заначке и подался от греха подальше новую жизнь себе устраивать. Что ему секретарь в награду обещал? Не то срок, не то «вышку»? Думаешь, они тридцатью килограммами ограничились бы? За него такие бы мастера принялись, все бы до грамульки притащил, да еще бы виноватым остался. Не поверила бы тогдашняя власть, что он в личных целях килограммчик-другой в дупло не отложил до лучших времен.

— Грешным делом, я одно время тоже так размышлял, — разливая оставшуюся водку, сказал Егор Рудых. — Я когда батяне на фронт отписал, что дядя Кеша бесследно из тайги не вернулся, он мне ровно за два дня до того, как в атаке под Москвой погибнуть, отписал: — Живой Иннокентий, и все тут. Я, мол, недавно его во сне видал — идет по изюбриной тропе, которая на Качугском прижиме, и рукой помахал: все по уму, не беспокойся, на Долгом ухожье повстречаемся.

— Иван, между прочим, тоже на Долгое шел, — со значением повернулся Ермаков к Василию. — Впечатляет?

— Что вы тут сказки мне рассказываете? — не поднимая головы, раздраженно сказал Василий. — Было, не было, во сне приснилось. Если и было чего, то когда. В живых уже никого не осталось. Иван тут каким боком?

— А ты еще не задал себе вопрос, почему твое появление такой переполох у местной общественности вызвало? — без улыбки и с неожиданной жесткостью в голосе спросил Ермаков. — Пираты тоже вон всполошились, в гости наведались.

— Их проблемы, — огрызнулся Василий.

— Ну, когда шестеро на одного, это уже и твои проблемы. Ежу понятно — нежелательно им твое присутствие. Не-же-ла-тель-но! Почему?

— Знают, что он за братана всю тайгу перероет, пока причину не отыщет, — встрял Егор Рудых.

— В десятку. А что отыщет?

— Всё отыщу, — грохнул кулаком по столу Василий.

Сашка испуганно отодвинулся от него и покосился на деда. Дед подмигнул ему, и Сашка снова стал слушать.

— Этого они и боятся, что всё, — подвел итог первому этапу разговора Ермаков. — Найдет того — кто, возникнет вопрос — почему? Узнает почему, следующий вопрос — за что? А когда станет ясно за что, тут и окажется — вот он Чикойский клад. И от него следы уже к дядьке твоему, Егор Егорович. Согласен?

— Я-то согласен, — буркнул Рудых.

— И я согласен, — вмешался Сашка.

— Ну что, вместе пойдем по следу или в одиночку двинешь? Мы ведь мужички неслабые, подмогнем в случае чего. А ты нам.

— Меня ваше золото не интересует. Не верю я в него. Нет его и не было никогда.

— На нет и суда нет. Зато узнаем, что с Иваном случилось. Договорились?

Василий внимательно посмотрел на одного, на другого и согласно кивнул головой.

— Тогда подкрепимся, и я тебе подробную диспозицию на сегодняшний день изложу.

* * *

Отец Андрей в стареньком, перемазанном красками рабочем халате Олега, который был ему до смешного мал, забеливал свежеразведенной известкой набросок «Матери мира» на стене. Из магнитофона, который стоял рядом с ним на лесах, доносился негромкий голос Окуджавы.

Женщина лет сорока неуверенно возникла в проеме полуоткрытой двери. Некоторое время она испуганно наблюдала за действиями отца Андрея и прислушивалась к словам песни. Магнитофона видно не было, и со стороны могло показаться, что песню напевает отец Андрей.

— Был ваш приход, как пожарище — Дымно и трудно дышать,  Ну, проходите, пожалуйста,  Что на пороге стоять.

Женщина неуверенно сделала несколько шагов вперед.

— Кто вы такая, откуда вы? Ах, я смешной человек,  Просто вы дверь перепутали,  Улицу, город и век, —

пел Окуджава.

— Может, и перепутала, — сказала женщина. — А куда деваться, ежели в своем доме теперь не хозяйка? Одна надежда была — поп, говорят, приехал, служить будет. Я-то по первости Мотовилиху позвала, чтобы она заговор какой или воск слила, так она обеими руками от меня отмахалась. Не мое, говорит, дело — хозяину мешать. Раз он уходить не желает,