Ближе всех к государству-призраку был Дэвид Берковиц, который каждый день видел, как на блокпостах со стороны Северной Кореи сменяются солдаты. Это зрелище доказывало тот факт, что там, за колючей проволокой, тоже живут люди, хотя в это и не верилось, настолько холодно и пустынно было здесь, в зоне отчуждения.

После рабочей смены он обычно отправлялся к мисс Чет, чтобы вспомнить о том, что значит быть живым. Иногда посещение борделя сопровождалось употреблением местного алкоголя или наркотиков. В один из дней это пристрастие сыграло с ним злую шутку. Он не заметил того момента, когда заснул на матрасе мисс Чет. Проснувшись, он буквально подскочил с кровати и побежал в сторону лагеря. Сегодня они должны были передислоцироваться в другую деревню. Дэвид должен был быть за рулем машины, но он уже опоздал на полчаса. Прибежав в лагерь, выяснилось, что он безнадежно опоздал, чем навлек на себя гнев начальства. Ему удалось вскочить в последний отходящий грузовик, но по прибытии в новый лагерь его ждало понижение в должности и штраф размером в месячную зарплату. Несмотря на все это, Дэвид считал, что еще легко отделался. Он не раз видел, как за подобные выходки выгоняли из армии, досрочно расторгали контракт и возвращали солдата домой без всех тех бонусов, за которые он столько месяцев преодолевал себя, терпел неизбежные в армии лишения и унижения.

Помимо основной службы, в лагере продолжалась строевая подготовка, велись занятия по стрельбе, рукопашному бою, минированию и пр. Дэвид, как и всегда, преодолел все, кроме стрельбы. Раз за разом он проваливал тесты, из-за чего ему то и дело отказывали в повышении в должности.

Неподалеку от нового лагеря была еще одна деревня, в которой, конечно, можно было найти бордель и наркотики, но Дэвид после своего фатального опоздания больше не хотел выходить на такие вылазки, поэтому зачастую оставался в лагере, пока остальные солдаты были в местном борделе. Вместе с Дэвидом оставался еще один парень, которого все считали кем-то вроде юродивого. Это был странный, тщедушный белый парень, который при любом удобном и не очень случае начинал рассказывать какую-нибудь притчу. Поскольку в лагере никого не было, Дэвид стал расспрашивать парня о его жизни. Оказалось, что тот баптист, что было очень странно, так как эта вера предполагает всякое отрицание насилия. Идти с такими взглядами служить в армию по меньшей мере странно.

Рассказы парня о его вере все больше увлекали Дэвида. В этом учении не было места бесконечному количеству сложных и непонятных обрядов, которых было так много в иудаизме. Парень подробно и с видимым удовольствием рассказывал обо всех особенностях этого вероучения, практически ничего не рассказывая об обрядах и правилах. Дэвид знал, что парню нельзя пить и посещать бордели, так как это запрещает ему вера, но по большому счету любая религия не приветствует подобного поведения.

– Вернешься в Штаты, сходи как-нибудь на воскресную службу, я напишу тебе адрес, – сказал как-то парень.

– Я еврей, не уверен, что меня пустят, – стушевался Дэвид.

– Мы считаем, что человек должен сам решить, какой он веры, причем только осознанно и во взрослом возрасте. Нет никакой проблемы, если ты был рожден в другой вере.

– Тем более что мама всегда говорила, что перестать быть евреем невозможно, – воодушевился Дэвид.

В сознании Дэвида Корея, да и вообще армия, принадлежала к одному миру, а Нью-Йорк, если точнее, задыхающийся от преступности и нищеты Бронкс, был совершенно иным миром. Однако в этот момент он, пожалуй, впервые ощутил, что оба мира существуют в реальности, что Штаты не перестали существовать после того, как он их покинул. В голове Дэвида никак не укладывалось, что кто-то из его сослуживцев тоже жил в Бронксе, ходил по воскресеньям пусть и в другую, но церковь, точно так же терпел нападки одноклассников в школе и выслушивал тирады родителей о том, как важно окончить колледж. Оказывается, что это был один и тот же мир. Более того, оказывается, что Дэвид был вовсе не так одинок во всех своих страданиях, оказывается, что в мире есть еще люди, которые переживали примерно то же, что и он.

Пару раз Дэвид все же выбирался встретиться с мисс Чет, но теперь по возвращении в лагерь он неизменно чувствовал подавленность и стыд, которые буквально сводили с ума. Как ни убеждал себя, он не мог отделаться от мысли, что поступает неправильно. Разговоры с парнем-баптистом обычно только усиливали это ощущение. Дэвид вновь стать писать Айрис Герхардт обстоятельные письма о службе в армии, стал еще усерднее упражняться в стрельбе, отказывал себе в услугах проституток и практически перестал употреблять легкие наркотики. Сослуживцы стали над ним подсмеиваться, но в этих шутках не было ни грамма злости или унижений.

– Это Корея. Здесь каждый сходит с ума по-своему, – сказал однажды ему парень, с которым они несли вахту на бронетранспортере. Этой фразой он смог заткнуть Дэвида с его рассуждениями о Боге, но саму фразу Дэвид тем не менее запомнил надолго.

Десять месяцев его службы в Корее подходили к концу. Остаток своего контракта Берковиц должен был провести на военной базе Форт-Нокс в штате Кентукки. Как и в случае с Кореей, Дэвид слабо себе представлял, где находится эта база, но подозревал, что там будет совсем не так весело и уж точно не так дешево, как здесь. В самый последний месяц службы ему все же удалось вернуть себе звание Е 4 и сдать наконец нормативы по стрельбе.

– Дядя Сэм будет доволен тобой, – сказал на прощание его инструктор по строевой подготовке, когда Дэвид все же попал по мишени 44 раза из пятидесяти.

1973 г.

В середине 1930-х годов над миром нависла угроза Второй мировой войны, и правительство США решило, что нужно создать новое, сверхукрепленное хранилище ценностей. Для этих целей нужно было выбрать хорошо укрепленную и оснащенную военную базу. Взор политиков пал на Кентукки. Впервые за сотни лет истории этот штат привлек чье-то внимание. Собственно, именно его неприступность, неприметность и удаленность от всех дорог и сыграли свою роль в выборе военной базы.

Строительство хранилища золотых запасов США на военной базе Форт-Нокс началось в 1935 году, а спустя два года там были заложены уже несколько тысяч тонн золота. Больше хранилось только в Национальном резервном банке Нью-Йорка.

Неприметное здание на поляне посреди лесов и гор на самом деле представляло собой самый защищенный и укрепленный сейф с самой современной на тот момент технологией защиты. На сотни метров в глубину простирались кладовые самого защищенного здания в стране. Одна только дверь, защищающая вход в хранилище, весила 22 тонны.

Специально для Форт-Нокс была разработана уникальная система кодового замка. Чтобы открыть кладовые, нужно было ввести несколько частей ключа. Каждую из частей знал только один человек, а весь код целиком не знал никто.