В метро, кажется, не произошло никаких изменений, кроме разве что парочки лишних граффити и десятка новых нищих, выпрашивающих четвертаки в районе Рокфеллер-Плаза. Разве что люди стали одеваться чуть по-другому. На улицах практически не было молодых людей с длинными волосами и девушек с фенечками. Повсюду можно было видеть девушек с афроприческами и молодых людей в военизированных брюках и с черными беретами на голове. На темнокожих все это смотрелось органично, но когда Дэвид встречал в толпе белых студентов с черными беретами, это ничего, кроме улыбки, не вызывало. По дороге в Бронкс таких ему встретилось немало.

Район Co-оp city тоже производил обманчивое впечатление отсутствия перемен. На баскетбольной площадке все так же бросали мяч подростки, закусочная, в которой работала Айрис, все так же выставляла перед входом меловую доску, на которой значилась реклама с супом дня, а возле школы имени Джеймса Монро, как и обычно, отиралась группа из нескольких сомнительных парней с засунутыми в карманы куртки руками. Все знали, что они продают дурь, но никому не приходило в голову сообщить об этом в полицию. Какой смысл, если на место одних обязательно минут через пятнадцать придут другие?

Нат и Джулия встретили Дэвида праздничным ужином.

– Итак, чем ты планируешь заниматься? – расплываясь в фальшивой улыбке, спросила Джулия.

– Честно говоря, пока ничем, – так же фальшиво ответил Дэвид.

– Ты же хочешь как-то зарабатывать себе на жизнь? Так все взрослые люди поступают, – с металлическим напряжением в голосе спросил Нат.

– У меня есть кое-какие сбережения, есть где жить, я планирую отдохнуть несколько месяцев после службы. – Дэвид намеренно подчеркнул последнее слово, но должного эффекта это не возымело.

– Ты же помнишь наш разговор? Или ты идешь учиться, или работать. Впрочем, можешь всегда вернуться в армию, если тебе так важно выбрать третий вариант из двух.

– Я не говорю, что собираюсь сидеть без дела вечность, я всего про несколько месяцев отпуска.

– Дело в том, что если ты не подашь сейчас документы в колледж, ты можешь потерять военную квоту или, по крайней мере, потеряешь целый год обучения, – пояснила Джулия тоном, который больше подходил бы для ответа пятилетнему ребенку.

– Хорошо, я подам документы в колледж, – ответил Дэвид после минутной заминки. Он аккуратно положил вилку на стол, бросил взгляд на пустую тарелку, которая все это время стояла перед ним, а затем отправился в свою бывшую комнату. Оказавшись в ней, Дэвид понял, что за время его отсутствия отец успел переоборудовать ее в кабинет. Вот это уже ранило по-настоящему больно. Все коробки с бумагами, записками, школьными тетрадями и дневниками, все его личные вещи исчезли отсюда. Теперь в комнате стоял только кожаный диван и несколько книжных шкафов, переполненных книгами Перл по иудаизму. Дэвид беспомощно оглянулся на дверь, но затем решил просто заснуть на диване.

На следующий день он действительно отправился в общественный колледж, чтобы подать документы на поступление. Он, наверное, часа два изучал программы разных курсов, отмечая карандашом интересные предметы. Приемная находилась прямо в здании колледжа, поэтому мимо него то и дело сновали студенты. Девушки, прижимающие тетрадки к груди, несколько парней из местной бейсбольной команды, команда чирлидинга. За пару часов мимо него прошли, кажется, все учащиеся. В какой-то момент дверь кабинета напротив открылась, и в коридор высыпало по меньшей мере десять хохочущих человек. Несмотря на наличие фартуков и перчаток, они были с ног до головы перемазаны чем-то неприятно коричневого цвета, однако их это совершенно не смущало.

– Кто это? – поинтересовался Дэвид у проходящей мимо женщины.

– Скульпторы, – презрительно бросила она.

В этот момент Дэвид принял свое окончательное решение об учебной программе. Он отложил в сторону карандаш и наконец заполнил заявление ручкой.

– Скульптор? Ты издеваешься? Ты хочешь стать скульптором?! – чуть ли не кричал Нат. Это напоминало то, как сын сбежал от принятия решения в армию на три года. Теперь он выбрал самую ненужную и бесполезную профессию в мире, на изучение которой собрался потратить еще три года своей жизни.

– Статую Свободы тоже кто-то сделал, ты же не хочешь сказать, что она бесполезна? – парировал довольно улыбающийся Дэвид.

– Я хочу сказать, что ее слепил не выпускник общественного колледжа, – задохнулся Нат от злости. Увидев, что Дэвиду доставляет удовольствие его реакция, Нат бессильно махнул рукой и ушел из дома, хлопнув дверью. Ему срочно нужно было проветриться.

На следующий день Дэвид нашел в справочнике адрес баптистской церкви и поехал туда, чтобы осмотреться. Первая баптистская церковь в Нью-Йорке находилась на Манхэттене, в одном из красивых зданий с резным входом, которые любили делать в начале XIX века. Дэвид приехал не на службу, но проповедник был на месте. Увидев нового человека, он, как и подобает святому отцу, подошел к нему поговорить.

– Что привело такого молодого человека в церковь? – с искренним любопытством спросил он.

– Может, меня родители сюда привели? – нахмурился Дэвид, как будто стесняясь того, что зашел сюда.

– В этом случае вы бы знали, что у нас не принято, чтобы родители навязывали детям свою веру, – улыбнулся проповедник.

– Не знаю, просто из интереса зашел. Почему еще люди приходят в церковь?

– Мой опыт говорит, что в основном поговорить с Богом хотят те, кому не с кем больше поговорить, – задумчиво сказал священник. – Ты слишком молод для того, чтобы кого-то потерять, значит, просто не успел еще найти.

– Я не ищу. – Дэвид не понимал, как должен себя вести, и от этого начинал злиться.

– Тем не менее ты здесь. Останешься на вечернюю службу? Познакомлю тебя с паствой, тебе расскажут про наши традиции, особенности. В любом случае будет интересно послушать, хотя бы просто из любопытства, – все так же добродушно предложил проповедник, поняв, что молодому человеку нужно какое-то время побыть одному. Дэвид отрешенно кивнул и остался сидеть на скамейке, как будто утратив всякий интерес к проповеднику.

Он просидел так несколько часов, практически не шевелясь и ни о чем не думая, он просто впал в сон наяву, бессмысленно наблюдал за мерным и спокойным течением времени. В Нью-Йорке увидеть такое можно только в церкви.

На службе все повторилось точно так же, как и в прошлый раз. Все с интересом оглядывались на него, а потом буквально облепили и завалили вопросами. Дэвид наслаждался всеобщим вниманием и любовью, хотя уже по дороге домой начал чувствовать, что ему чего-то не хватило, как будто он не смог ощутить себя столь же счастливым, как в прошлый раз.

Он стал частенько посещать церковь, но всякий раз, возвращаясь, он чувствовал, что ему не хватило любви и единения. Каждый раз он пытался возродить в себе те чувства, которые он испытал после посещения церкви в Луисвилле. И всякий раз ему было недостаточно.