Вместе с Джоном Дэвид отправился в воскресенье в Луисвилль. Неприметное белое одноэтажное здание со старинными окнами в форме арок оказалось баптистской церковью. Помимо них туда пришло еще очень много людей. Дэвид был удивлен, как много людей, оказывается, посещает баптистскую церковь в заброшенном Богом Луисвилле. Женщины, мужчины, дети – все прихожане как будто точно знали, когда нужно сесть, а когда встать, что сказать и куда подойти после службы. Впрочем, еще больше Дэвида впечатлило то, как все они отнеслись к нему. Все время службы на него постоянно оглядывались и с интересом разглядывали, а после молитвы каждый считал своим долгом подойти и порасспрашивать Дэвида о том, чем он занимается, кто его родители и что его сюда привело. Он впервые не просто почувствовал себя частью чего-то большего, как обещал Алмонд, он впервые чувствовал себя в центре всеобщего внимания, в эпицентре любви огромной и дружной семьи. Это по-настоящему впечатлило и даже опьянило Дэвида больше, чем все наркотики Кореи. Ради того, чтобы вновь ощутить это чувство, он готов был сменить не только веру, но и имена родителей. Джон был счастлив, что ему удалось найти себе единомышленника, да еще и заслужить всеобщее одобрение за привод нового прихожанина.

В условиях тотальной скуки человек невольно начинает развлекать себя сплетнями и травлей, а посмеиваться проще всего над тем, кого ты видишь каждый день, но с кем не общаешься. По понятной причине таким человеком стал Дэвид. Руководство строго следило за тем, чтобы на территории базы не случалось никаких конфликтов и тем более травли. За малейшее подозрение на драку, не говоря уж об избиении, контракт солдата тут же прерывали. Однако никто в армии не мог запретить насмешек и сплетен, коих всегда хватает в любой закрытой организации. По факту слухи и насмешки заменяют в любом закрытом социальном институте СМИ. Для солдат не имеет никакого значения то, что печатается в газетах, им нет нужды смотреть новости, которые передают по телевизору, они живут в другом мире и с другими проблемами. Новости из газет для них служили скорее напоминанием о доме, фантастической и экзотической литературой, настоящими новостями были изменения в регламентах и уроки патриотического воспитания.

Дэвид болезненно воспринимал насмешки в свой адрес. Подслушав пару разговоров о себе, он вскоре уже каждый затихающий при его появлении разговор солдат воспринимал на свой счет. Чем дольше это длилось, тем более мнительным он становился, тем невыносимее для него была служба в армии, тем больше времени он проводил в церкви.

Как ни странно, за все время службы у него ни разу не появилось причин прервать контракт досрочно. Он не привык бросать дело на половине пути. Школа научила его, что нужно только достаточно долго терпеть, и рано или поздно все закончится.

Так и случилось. Трехлетний контракт подошел к концу. Дэвиду предложили его продлить, но это означало еще несколько месяцев службы на военной базе Форт-Нокс, по истечении которых была слабая надежда на то, что его вновь отправят в какую-то экзотическую страну. Дэвид помнил, как в начале службы ему рассказывали, что из Кореи будет просто перевестись во Вьетнам. На деле такой возможности так и не представилось. Вполне могло оказаться, что новый контракт будет значить еще три года бессмысленного оцепенения на мрачной и холодной базе Форт-Нокс.

Впервые за всю жизнь Дэвиду предложили выбор: продлить контракт или вернуться в Нью-Йорк. Это был уже не ультиматум отца, в котором нужно было выбирать между плохим и очень плохим, это был полноценный и осознанный выбор для взрослого человека. По иронии судьбы, армия научила Дэвида Берковица быть свободным человеком. Здесь он научился стрелять, водить автомобиль, впервые попробовал наркотики и познал радости секса. Не самое плохое время. Проблема заключалась в том, что после дикой и экзотической Кореи ему пришлось полтора года провести на должности клерка в Кентукки. Он не был готов к такой жизни.

– Я возвращаюсь в Нью-Йорк, – объявил он после нескольких дней раздумий. Начальник военной подготовки с видимым сожалением подписал приказ о почетном увольнении Дэвида Берковица из армии.

Дэвид отправился на пункт связи, чтобы сообщить отцу и Айрис о том, что возвращается домой. Все последние полтора года его успокаивала мысль о том, что в Нью-Йорке его все еще любят и ждут. Казалось, что он возвращается в то самое место, какое он покидал три года назад. Его ждет спальня в их четырехкомнатной квартире 17 B в Co-оp сity, Джулия, которая готовит завтрак каждое утро, Айрис, которая всегда готова его выслушать и поддержать.

Нат отреагировал на новость о возвращении довольно прохладно. По крайней мере, так показалось Дэвиду. Мужчина поздравил сына с успешной службой и принялся обсуждать планы Дэвида на будущее. У Дэвида не было никаких планов, поэтому он поспешил закончить этот отвратительный разговор. Сын, в конце концов, возвращается если и не с войны, то, по крайней мере, после трехлетнего отсутствия, после службы на границе с Северной Кореей, после того, как он охранял самый важный военный объект в стране. О каких планах на будущее может идти речь?

Айрис как будто даже испугалась, узнав о том, что Дэвид возвращается. Они поддерживали переписку все это время. Иногда переписка становилась более оживленной, иногда превращалась в дежурный обмен письмами, но совсем не затухала никогда. Три года – большой срок. Айрис успела за это время убедить себя в том, что Дэвид – это полупридуманный персонаж, которого она больше никогда не увидит. Да и не факт, что он когда-либо существовал. Айрис уже даже не помнила того, как выглядели Дэвид и его друг Крис, когда они приползли в кафе в первый раз. Тогда это были дети, школьники, переживающие из-за того, что о них скажут одноклассники. Сейчас Крис уже давно уехал куда-то учиться, а Дэвид целых три года провел в армии. Это уже больше не дети. По большому счету она никогда не видела взрослого Дэвида и не была уверена, что хочет увидеть. Переписка с ним служила ей отвлечением, хобби, которое помогало ей оправдать свое категорическое нежелание искать спутника жизни. За эти три года у нее несколько раз случались романы, но все они быстро стихали, уступая место романтичным вечерам с рукописными посланиями приятеля с фронта. Айрис ценила эту переписку как раз за то, что она не имела шансов перерасти в нечто большее. Сейчас ее придуманный литературный герой заявлял ей, что собирается в Нью-Йорк. К этому она не была готова.

Девушка постаралась побыстрее закончить разговор, сославшись на то, что у нее сейчас много работы. Эти телефонные разговоры привели Дэвида в смятение. Несколько дней он не мог найти себе места из-за волнения. С каждым часом ожидания он все сильнее нервничал, все больше убеждал себя в том, что поступил неправильно и в Бронксе его уже больше никто не ждет.

1974–1975 гг.

За эти три года Нью-Йорк сильно переменился. Поначалу эти изменения были не видны. Это напоминало то, как Форт-Нокс обманывал новобранцев. Приехав туда, все начинали подозревать, что база – просто огороженная часть вековечного леса посреди гор. Нью-Йорк создавал впечатление вечного праздника. После полутора лет абсолютной тишины и вечнозеленого фона на Дэвида буквально обрушился водоворот из звуков и красок. Со всех сторон можно было видеть рекламные плакаты и билборды. Безумно дорогое такси, как и всегда, стояло в вечной пробке на Пятой авеню. Метро выглядело все так же мрачно и угрожающе, как и раньше. Полупустые вагоны с треснувшими окнами везли немногочисленных пассажиров на окраины города. Несколько припозднившихся пассажиров с подозрением смотрели на светящегося от новых впечатлений Дэвида в военной форме.