– Вас проводят через несколько минут, – говорит она.

Я возвращаюсь к Майе.

– Сейчас за нами придут.

Она вся бледная. Я не отхожу от нее, пока в другом конце зала не открывается стеклянная дверь. Оттуда выходит медсестра. Она катит перед собой инвалидное кресло.

– Я отвезу ее в срочную госпитализацию, – говорит медсестра. – Это не значит, что положение критическое. Просто перестрахуемся, пока не выяснится, в чем дело.

Мы проходим вместе с ней в стеклянную дверь, из которой она вышла. За дверью начинается длинный коридор, по обе стороны которого двери в палаты и кабинеты. В коридор выходит женщина. На бейджике написано, что она врач.

– Сюда, – говорит врач.

Мы заходим в смотровой кабинет. В кабинете ничего лишнего, холодно, стены желтого цвета. Кушетка, два стула, вдоль одной из стен шкафчики. Врач с помощью медсестры укладывает Майю на кушетку, на зеленую бумажную простыню. Расспрашивает, не заметила ли Майя в боли какого-то четкого рисунка. Может, боль повторяется с определенной частотой. Майя отвечает едва слышно, слова слипаются в комки. Врач прикладывает к животу стетоскоп, несколько раз исследует им живот. Между бровей у нее появляется складка, и я внезапно ловлю себя на мысли. Их сердечки. Они еще бьются?

Врач отнимает стетоскоп от живота и достает дужки из ушей.

– Нужно обследование, – говорит она.

– Что-то не так?

– Пока не могу сказать, но необходимо вас обследовать.

Взгляд Майи мечется, перескакивая с врача на медсестру. Я отхожу к стене. Медсестра и врач снимают с Майи брюки и трусы. Есть что-то глубоко интимное и некомфортное – наблюдать ее обнаженной при таких обстоятельствах. В свете неоновых ламп ее обнаженный лобок превращается в клинический и пошлый объект, выставленный на обозрение.

Я пытаюсь сосредоточиться на шкафчиках. Они фанерные и прикручены к стене, висят на некотором расстоянии от пола. На дверцах наклеены небольшие таблички с обозначениями. Аппаратура, медикаменты, полотенца, инструменты. Я читаю надписи, все подряд. Большинство слов мне незнакомо.

Врач выпрямляется. Медленно стаскивает резиновые перчатки и пододвигает стул поближе к изголовью кушетки.

– Тебя ведь зовут Майя?

– Да.

– Так вот, Майя. Не пугайся. Боли, которые ты чувствуешь, это схватки.

– Схватки.

– Да, к сожалению.

Майя сжимает губы, трясет головой.

– Нет… – шепчет она.

– Ты сейчас на двадцать четвертой неделе, – говорит врач. – Это очень, очень ранний срок для схваток. Я измерила их интенсивность, они пока еще не сильные, однако регулярные, что не хорошо. К счастью, раскрытия пока нет, что меня немного утешило.

Майя закрывает глаза.

– Что теперь будет? – спрашивает она.

Лицо врача, чуть присыпанные пудрой морщины на коже. Она касается плеча Майи. Сейчас она мать, это читается в ее взгляде, в том, как она близка Майе, возможно, у нее дочь того же возраста, что и Майя.

– Теперь будет вот что: я введу тебе лекарство, которое оказывает тормозящее воздействие на схватки. Оно может совсем их остановить. У нас были счастливые случаи, когда удавалось продлить беременность при помощи этого препарата.

– Но что, если… если вам не удастся их остановить?

– Тогда будем думать дальше. Пока что будем надеяться на это.

Медсестра приносит стойку с капельницей. Наверху на специальном крючке висит прозрачный мешок с желтоватой жидкостью. Медсестра вводит иглу Майе в руку. Капли падают и бегут по трубке. Кап, кап, кап.

– Просто полежите так и расслабьтесь, – говорит медсестра.

Они оставляют нас одних.

Я сижу рядом с Майей, возле ее кушетки. Из мешка падают капли, кап, еще кап. Неоновый свет окрашивает кожу моих рук, я вижу свои вены, мягкое биение пульса. Лицо Майи покрылось испариной.

– Препарат должен остановить схватки, – говорю я.

– Да, – шепчет она.

Она закрыла глаза. Я держу ее пальцы в своих. Пару раз ее рука расслабляется, губы приоткрываются, дыхание становится едва заметным. Это продолжается секунды, не более минуты, потом кисть вздрагивает – она просыпается, открывает глаза и смотрит на меня.

Они заходят несколько раз, посмотреть, как идут дела. Врач осматривает Майю.

– Майя, я позвонила в Королевскую больницу. Похоже, нам не удается остановить схватки. Положительный момент по-прежнему в том, что шейка не раскрылась, но я решила перевести тебя к ним, чтобы подстраховаться.

– Почему в Королевскую? – спрашиваю я.

– У них есть отделение для трудных родов, – объясняет врач.

Мы слышим их еще до того, как они успевают войти, металлическое позвякивание, отрывистые, сдавленные голоса, доносящиеся из рации. Входят двое мужчин в промокшей от дождя униформе. Вкатывают в смотровую носилки на колесиках и быстрыми, уверенными движениями перекладывают на них Майю. Медсестра снимает со стойки мешок с препаратом.

– Мы ее забираем, – говорит один из этих двоих в форме.

Никто не сказал мне, что делать. Они выкатывают носилки в коридор, и я остаюсь один. Я беру свою куртку, снимаю со спинки стула одежду Майи и бегу за ними по коридору.

На улице стоит большая скорая помощь. Задние дверцы открыты, металлические ножки носилок складываются автоматически, когда их вкатывают в машину. Врач и медсестра забираются на ступеньку и садятся в скорую.

Врач говорит, чтобы я сел рядом с носилками. Сотрудники скорой захлопывают дверцы и садятся в кабину. Мне кажется, что все движутся чересчур быстро и непредсказуемо. Со своего места я вижу, что происходит в кабине, один из мужчин говорит по рации, выслушивая доносящиеся в ответ электронный треск и чей-то голос.

По дороге они включают сирену. Мы проезжаем на красный и оказываемся на въезде в Копенгаген. Врач светит Майе в глаза маленьким фонариком.

– Майя, ты слышишь меня, Майя, Майя. Майя, ты должна дышать как можно спокойнее. Можешь? Как можно спокойнее.

Врач берет меня за локоть.

– Говорите с ней. Вы должны все время с ней разговаривать, – объясняет она.

Что-то не так со взглядом Майи, он беспорядочно мечется, на глазах слезы. Я крепче стискиваю ее руку.

– Где мы? – спрашивает она.

Глаза мечутся, мечутся.

– Где мы, где мы?

– Вы должны разговаривать с ней, – повторяет врач.

– Мы в скорой помощи, – говорю я Майе.

– В скорой? – переспрашивает она.

– Да, мы в скорой, едем из Видовре, подъезжаем к городу.

– Куда нас везут?