Я отпустил автомат болтаться на ремне и сдавил ладонями уши. Звук, словно высверливающий мозг через уши, всё нарастал. И я знал, что сейчас лицо Виктора выглядит смазанным светлым пятном с черным овалом на том месте, где положено быть человеческому рту. И этот овал стремительно расширяется, поглощая смазанные контуры человеческой головы.

Коридор дрожал, будто превратившись в вибрирующий мираж. Корни деревьев, стены, потолок – всё выглядело смазанным, неестественным, ненастоящим. И все, что мне оставалось, это открыть рот и орать, как при артобстреле, – чисто чтоб не оглохнуть, несмотря на зажатые руками уши.

Наконец звон достиг самой высокой, нестерпимой ноты – и тут что-то лопнуло. То ли в воздухе, то ли в коридоре, то ли в моей голове. И то, что я не оглох, я понял сразу по грохоту обломков бетонных плит, падающих со всех сторон метрах в двадцати впереди нас.

– Бежим! – заорал я – и не услышал своего голоса за многоголосым, страшным воем, который раздался там, впереди, где разваливались на части стены и потолок, хороня под собой стаю мутантов.

Но Виктор не пошевелился.

Он стоял на коленях, и я видел его спину и плечи, которые мелко тряслись.

Понятно. Перенапряжение. Он два раза сходил в страну мертвых, а потом долбанул по тварям как он умеет и как делал уже однажды в моем присутствии – совершенным ки-ай, то бишь чистой силой, внутренней энергией, выраженной в крике. И теперь у него этой самой внутренней силы осталось кот наплакал. Главное, чтоб не помер, этого я себе точно никогда не прощу.

Из-под завала, напрягаясь, лезла мегаживучая белоглазая тварь, задняя половина тела которой была похоронена под бетонной плитой. Причем та плита ощутимо шаталась. Еще немного, и мутант, обладающий нереальной сухожильной силой, вырвется из-под тяжеленного пресса…

Не вырвался.

Я выстрелил дважды, и белесые глаза мутанта лопнули, а на бетон позади него обильно плеснул густой кисель из осколков затылочной кости вперемешку с желто-гнойными мозгами, перемолотыми пулями.

Но Виктор на выстрелы, прозвучавшие чуть ли не возле его уха, не отреагировал никак. Его трясло, а сам он смотрел в одну точку.

Шок.

Очень глубокий.

Из которого надо выводить любой ценой, а то возможны очень нехорошие последствия.

Я положил обе ладони ему на затылок, при этом мои средние пальцы попали в выемки под скуловыми костями – места, где одна из основных ветвей тройничного нерва залегает наиболее близко к поверхности кожи. Ну, я и нажал пальцами синхронно, стараясь давить через щеку не на зубы, которые от такой терапии запросто могут вывалиться, а на основание дёсен.

Нажал хорошо, душевно. Виктора аж тряхануло, будто я его током долбанул. Неудивительно. Хороший разведчик при экспресс-допросе никогда человека сильно не мучает. Надрежет щеку в этом месте, возьмется за нерв, потянет немного – пленник тут же всё и расскажет, как на духу. Если, конечно, тот разведчик опытный. У неопытного информатор от такой нереальной боли и отрубиться может, а то и фатальный разрыв сердца получить, м-да…

– Твою мать… – прохрипел Савельев, рывком всего тела выворачиваясь из моих заботливых ладоней.

– Надо же, ты, оказывается, по-русски ругаться умеешь, – удивился я, уворачиваясь от рефлекторного удара в лицо. Японец ко мне хорошо относился и бить бы точно не стал. Но реакция на боль у нас с ним похожая, поэтому я был готов к чему-то подобному. И даже почти ушел от тычка в горло, который лишь скользнул по шее, едва не выдрав из нее сонную артерию. Вот ведь натренировали его злые японские мафиози! Если он так лупит в обессиленном состоянии, то когда он в нормальном, лучше, конечно, его не злить.

Вывернуться-то он вывернулся, но тут же его сильно качнуло, и он приземлился на одно колено. Бледный как смерть, это даже в полумраке было видно. Впрочем, полумрак-то посветлее стал. С чего бы это?

Ну да, когда потолок обваливается, обычно на этом месте дырка образуется. Сквозь которую теперь лился тусклый свет обычного дня Зоны. Моей Зоны, к которой я привык и которую успел исходить вдоль и поперек. Теперь я знаю, что в восемьдесят шестом у нее было нормальное небо Большой земли, с обыкновенным солнцем, луной и звездами, которые видят все жители земли…

За небольшим исключением.

В чернобыльской Зоне отчуждения моего времени всё по-другому. Днем обычно ее окутывает полумрак, так как небо практически всегда затянуто густыми тучами, плотными, как толстое, слежавшееся от времени ватное одеяло. Сквозь такую завесу солнечные лучи пробиваются с большим трудом.

Зато ночью сквозь эти тучи, плотно обложившие небеса, прекрасно видны звезды. Причем видны так, будто у планеты Земля совершенно нет атмосферы. Космический такой вариант обзора, когда над головой у тебя просто мириады звезд. Впрочем, ничего удивительного. И сама Зона аномальная, и небо над ней такое же. Поэтому дневное естественное освещение от ночного на зараженных землях не сильно отличается.

И сейчас этот тусклый свет лился через пролом в потолке, к которому пирамидой тянулась гора бетонных осколков. От пролома до вершины пирамиды было метра два. Вполне можно достать до края, если подпрыгнуть.

– Слышь, Японец, валить надо отсюда, – сказал я. – Чует мое сердце, сейчас выжившие мутанты придут в себя от твоего вопля и сто пудов позаботятся о том, чтоб ты больше не орал.

– Я понял, – кивнул Виктор. – Я смогу.

И действительно смог. Волевой он парень. Судя по мертвячьему цвету лица, другой на его месте давно бы отдыхал, лежа в отключке. А этот нет. Поднялся на ноги, посмотрел на гору обломков и первый двинулся к ней. Да уж, хороша из нас получается команда покорителей Зоны. У меня до сих пор после отравления кишки друг друга на три буквы посылают, вот и Виктор ко мне присоединился. Ладно, поборемся, не впервой.

До вершины бетонной горы мы добрались быстро и даже умудрились не ободраться об торчащие во все стороны обрывки арматуры…

А вот сверху нам открылось довольно-таки неприятное зрелище.

С другой стороны завала к нам медленно подбирались мутанты. Те самые, похожие на опаучившихся людей. Штук тридцать, не меньше. Конечности свои они переставляли неуверенно – похоже, побаивались повторного крика Савельева. Да и свет, льющийся сверху, их явно раздражал. Но голод не тетка, поэтому муты продолжали приближаться. Вон первый, самый здоровый, с мощным горбом на спине, уже к бетонной куче подобрался, даже лапу на самый нижний обломок поставил, словно размышляя, идти дальше или не идти.

Я не был уверен, что Виктор в таком плачевном состоянии сможет залезть наверх без посторонней помощи.

– Так, давай, – сказал я, сцепляя пальцы в «стремя». – Я тебя подсаживаю, потом ты мне сверху руку подашь.

На что Савельев криво усмехнулся, присел и, мощно оттолкнувшись обеими ногами, взмыл вверх… Зацепился пальцами за край провала – и, не удержавшись, рухнул вниз. Хорошо я его поддержать успел, иначе б он точно грохнулся с вершины.