Они все были свободны и легки тогда — задолго до того, как Сали выбрила себе виски и изъявила желание стать воином. Задолго до того, как она надела чешуйчатый доспех и научилась приносить смерть своим кнутом. Задолго до того, как сделалась Броском Гадюки, вступила в бесконечную войну и начала хоронить друзей и товарищей по клану.

Сали продолжала взбираться, пока не достигла верхнего колена стебля. Под ее весом кончик колебался туда-сюда. Она протянула руку, перебралась на соседний стебель и принялась раскачиваться, чтобы достать до следующего. Так она все ближе подбиралась к кокону. Наконец растения, на которые можно было влезть, закончились.

Сали осторожно выпрямилась, балансируя на невероятно узком листе. Она продолжала двигаться вперед, слегка нажимая ногами и чувствуя, как откликается лист. С каждым разом он отгибался все сильнее. Наконец Сали оттолкнулась и прыгнула.

Нога заскользила по покрытой грязью поверхности кокона, и Сали чуть не свалилась в новообразовавшееся озеро на другой стороне. Она делала шаг — и съезжала на три. Платформа опасно закачалась, когда она схватилась за стойку. Это действительно был крайний кокон. На нем сохранились четыре строения — сторожевая башня, подъемник, караульня и небольшое стойло для биси, ездовых белок и прочих существ.

Сначала Сали ощутила облегчение. Это не был обломок Незры; все коконы, составлявшие ее родной город, она прекрасно знала. Кланы строили свои города из определенных материалов, которые добывали в Травяном море. Незра возникла на далекой северо-восточной окраине моря, и ее оболочка была выкрашена в цвет молодого плюща, а плоть состояла из бамбука, акации и макассара. Развалина, обнаруженная Сали, была буро-зеленой, с металлическими внутренностями и выбеленной солнцем тиковой плотью. Железо обработали молотами, а значит, этот город, скорее всего, родился на юго-востоке. Вероятно, это и был Анкар, о котором говорили икуанцы.

Но как этот кокон оказался здесь и куда девались остальные?

Сали посмотрела на сторожевую башню, поскрипывавшую на краю кокона. Она достала кнут и, сделав резкое движение запястьем, захлестнула кончиком балку на верхнем ярусе. Сокращаясь, кнут потянул ее за собой на башню. Сали ловко приземлилась на тонкие перила.

Она посмотрела вдаль со своего насеста, и у нее перехватило дух. Отсюда и до горизонта, куда хватало глаз, в свете трех лун Травяное море было усеяно разбитыми корпусами катуанских городов. Бесчисленные коконы лежали разбитые, сожженные, разломанные, раздавленные — каждый представлял собой небольшую руину посреди океана зелени. Одни еще извергали черный дым, другие, судя по всему, выгорели вплоть до железного корпуса, третьи покорились растительности Травяного моря.

Здесь, очевидно, произошла великая битва. Сали видела останки двух или даже трех городов. Уцелевшие строения казались заброшенными, у одних рухнула крыша, у других недоставало стены. Неподалеку от того места, где стояла Сали, валялись обломки второго анкарского кокона, а чуть дальше — третьего. На полпути к горизонту оставшиеся коконы выстроились полукругом — там наконец и упокоился город Анкар.

Сали сама не знала, долго ли смотрела на обломки своего мира. Но отвести взгляд она не могла. Она считала коконы, пытаясь понять, какие города и кланы погибли. Сколько друзей и товарищей пало? Скольких поглотила пучина Травяного моря? Она вновь подумала о Мали и Цзямине и мысленно вознесла благодарственную молитву: хорошо, что ее гордый дед, некогда вождь Незры, не дожил до разорения катуанских городов. У Сали мелькнул проблеск надежды: она не видела ни одного кокона Незры. Мелкая радость, к тому же недостойная. Но Сали не стала лгать себе.

Наконец далеко на юго-востоке она заметила город — просто пятнышко, черную точку посреди океана зелени. Впрочем, ошибиться было невозможно. Шакра, Черный город, место упокоения Хана, стоял в нескольких днях езды от места великой битвы. Там Сали могла получить ответы на все вопросы и избавиться от неудержимой тяги, которая гнала ее вперед.

Сали спустилась с кокона так же, как и влезла, — оттолкнувшись от ближайшего листа и съехав наземь по стеблю. Она поспешила туда, где оставила своих пленников, связанных честным словом. Без особого удивления Сали обнаружила, что они исчезли. Она подавила досаду. Города ее соплеменников были разрушены, и теперь они попирали свою честь. Это было просто невыносимо. По крайней мере, хоть лошадь ей оставили.

Сали очень хотелось выследить преступников, но Зов Хана не желал больше ждать. После того как Сали увидела Черный город Шакру, Зов вспыхнул с новой силой.

Сальминдэ — Броску Гадюки, Воле Хана — пора было вернуться домой, чтобы исполнить торжественный последний долг и вернуть Целому принадлежавшую ей часть души Великого Хана.

Сали было пора умереть.

Журавль парит над озером. Взмах, подобный надвигающейся буре. Голодный монах мелет зерно.

— Медленнее, — рявкнула Тайши, сидевшая в кресле. — Тебе не обещали награду за скорость.

— Я это даже во сне могу проделать, — ответил Цзянь, не сбившись с дыхания, и перешел к Зеленой змее, ползущей в высокой траве.

Тайши, нахмурившись, отхлебнула чаю. Вероятно, так оно и было. Как в самый первый раз, наблюдая за мальчиком в действии, она восхищалась его возможностями. Она заставляла Цзяня проделывать простейшие вещи, и тот выполнял их быстро и точно. Он двигался мощно, решительно и без особых усилий, меняя направление и переходя от техники к технике плавно, словно вода, текущая в каменистом ручье. Тело и ум мальчика действовали заодно в исключительном согласии, а ци была сильнее, чем у кого-либо на памяти Тайши.

И все-таки внешний блеск не скрывал недостатков. Любого гибкого мальчишку можно научить стойкам и движениям. Подлинные способности Цзяня сильно уступали затверженному на уроках. Он до сих пор не научился управлять своей ци. Позорище.

Способность проявлять ци всегда считалась признаком подлинного военного искусства. Именно она позволяла человеку казаться необыкновенно сильным и быстрым, управлять стихиями или — якобы — летать. Добиться внешнего проявления ци считалось вехой, и ее достижение, как правило, праздновали и мастер, и ученик. В том-то и заключалась настоящая разница между обыкновенным воином и тем, кто обладал настоящим талантом.

Пятнадцать лет — рановато для проявления ци, но для истинно одаренного — не то чтобы редкость, особенно при правильном обучении. Сама Тайши впервые явила признаки дара в тринадцать, Сансо — в двенадцать. Цзянь расплачивался за то, что кучка идиотов прибрала его к рукам. Вот досада. Столько времени и сил пропало даром. Ну или у Цзяня просто не хватало таланта, чтобы совершить этот рывок. Тайши не могла сказать наверняка. Несомненно, мальчик старался.

Она понятия не имела, что делать. Цзянь слишком много знал и не мог просто взять и начать с азов, однако в его обучении было множество недочетов, мешавших двигаться дальше. Он оказался в тупике. Чинить дом, зараженный термитами, бессмысленно. Проще сжечь его дотла и отстроить заново. Но мальчик не дом, его нельзя разрушить до основания. Тайши задумчиво почесала подбородок.