С тех пор как они побывали в доме отца, Максим ни разу не видел Зои. Она не приходила в столовую, не заглядывала к ним в гостевой дом. И Максиму это не нравилось. Дима предлагал заглянуть к Зои – знал, где она живёт. Максим отказался. И попросил Диму быть с ней настороже. Напомнил ему, как сам в своё время ошибся с Кристиной.

Дурацкий герб из фильма про вампиров, который Аня признала в папке с другими гербами, мог быть не менее дурацким совпадением. И всё же Максим предпочитал не рисковать. Нужно было сразу бежать из Ауровиля. Именно так они сегодня и поступят. Теперь не придётся ехать наугад. Максим точно знал, куда они направятся.

Десять минут до открытия банка. Как же тянется время…

Максим вновь развлекал себя городской жизнью. Следил за тем, как рикши развозят в колясках многокилограммовые куски непокрытого и по такой жаре отчасти подтаявшего льда, поглядывал на рекламный плакат с шезлонгами и аквапарком, спрашивал себя, как они с Димой могли так пристально смотреть на томик Кампанеллы и не видеть главного. Максим был собою недоволен. Слишком долго топтался на месте и подвергал всех опасности.

Вчера они до темноты сидели под баньяном; поставили там пластиковые стулья, придвинули столик и заказали в столовой кофе с тостами. Максим возился с блокнотом, выписывал детали «Города Солнца», пытался их систематизировать. Аня молча корпела над рисунком – сидела чуть в стороне и неспешно покрывала лист скетчбука мелкими карандашными штрихами. Дима в свою очередь развлекал всех цитатами из книги. Первое время пересказывал политическое и экономическое устройство идеального города, по утверждению Кампанеллы, расположенного где-то на экваториальном океаническом острове. Высмеивал «правление мудрых» и верховного правителя, который одновременно был первосвященником и мудрейшим из философов, его так и называли – Солнце. Издевался над чиновниками Города Солнца, должности которых, по заверению Морехода, назывались в честь добродетелей:

– «…есть должность, называемая Великодушие, есть именуемая Мужество, затем Целомудрие, Щедрость… Правдолюбие, Благотворительность, Любезность, Весёлость, Бодрость, Воздержанность и т. д. На каждую из подобных должностей избираются те, кого ещё в детстве признают в школах наиболее пригодным для её занятия». Слышишь, Ань?

– Слышу, – Аня, не отвлекаясь от рисунка, кивнула.

– Не хватает Бесстрашия и Эрудиции. Да уж… А что? Я бы поработал на должности Весёлость!

– Как насчёт должности Молчания? – Максим отложил блокнот.

Закрыв глаза, вновь и вновь повторял первые слова Гостинника: «Поведай мне, пожалуйста, о всех своих приключениях во время последнего плавания». Тогда ещё не понимал, почему так навязчиво возвращается к этой фразе.

Устав от общественного строя утопии, запутавшись в диковинных астрологических выкладках и всех этих слуховых инструментах, благодаря которым жители Города Солнца слушали гармонию неба – она возникает в результате трения небесных сфер, – Дима наконец вернулся к любимым фрагментам:

– «Пожилые начальники и начальницы заботятся об удовлетворении половых потребностей своих подопечных, узнавая об этом или по тайным их просьбам, или во время занятий в палестре. Однако же разрешение исходит от главного начальника деторождения – опытного врача, подчинённого правителю Любви».

– Дим, можешь это про себя читать? – поморщилась Аня.

Но чем больше она возмущалась подобными цитатами, тем с большим пылом их зачитывал Дима. Под конец даже встал со стула и принялся в голос просвещать всех, кто только мог оказаться поблизости и понять русскую речь:

– «Ежели какая-нибудь женщина не понесёт от одного мужчины, её сочетают с другим; если же и тут она окажется неплодною, то переходит в общее пользование, но уже не пользуется почётом, как матрона, ни в совете по деторождению, ни в храме, ни за столом».

– Это омерзительно, – покривилась Аня, чем привела Диму в окончательный восторг.

Он ещё долго не замолкал. Рассказывал о странностях Города Солнца с таким пылом, будто сам там побывал и теперь, вжившись в роль Морехода, делился исключительными познаниями.

– Тут есть и про тебя! – заявил он Максиму, перелистывая страницы. – Тут говорится, что слишком много думать опасно для здоровья, «ибо от усиленных умственных занятий ослабевают жизненные силы, мозг не источает мужества, потому что они, – то есть такие умники, как ты, – постоянно о чём-нибудь размышляют и производят из-за этого худосочное потомство». Понял?!

Не останавливаясь, Дима рассказал Ане, что у соляриев, то есть жителей Города Солнца, во всех спальнях стоят «прекрасные статуи знаменитых мужей». Кампанелла утверждал, что при зачатии нужно непременно смотреть на такие статуи, и тогда ребёнок родится таким же прекрасным, будто был зачат не от супруга, а от избранного для любования знаменитого мужа.

– «У Соляриев жёны общи и в деле услужения, и в отношении ложа, однако же не всегда и не как у животных, покрывающих первую попавшуюся самку, а лишь ради производства потомства в должном порядке».

– Дим! – Аня отвлеклась от рисунка. – Я же говорю, мне неприятно. Можешь не читать это вслух?

– Подожди, подожди, тут ещё есть, – Дима, прихрамывая, ходил возле стульев. – Вот, слушай.

Однако больше он уже ничего не прочитал. Максим выхватил у него из рук книгу:

– Хватит.

– Да я…

– Хватит!

Аня с растерянной благодарностью посмотрела на Максима. Дима первое время ещё посмеивался, на память воспроизводил запомнившиеся отрывки, затем схватил трость и в озлоблении ушёл от баньяна в сторону гостевого дома.

Вернулся через полтора часа, полностью утратив прежнюю весёлость, и безучастно заявил, что погуглил фотографию из тайника – ту самую, с босыми ногами Шустова-старшего. Не помогло. Фотографий, похожих на эту, поисковик не выдал. Тогда Дима обрезал снимок, чтобы на нём остались только каменные плиты, но и так ничего не добился.

День прошёл впустую.

Уже в гостевом доме Максим сказал, что с утра поедет в банк, а потом мельком взглянул на Анин рисунок. Она изобразила их втроём сидящими под ветвями баньяна, счастливыми, улыбающимися друг другу. Мелкие карандашные штрихи на удивление хорошо передавали обманчивое чувство единства, общей радости. Максим с горечью подумал, что предпочёл бы этот рисунок реальной жизни. Хотел бы в самом деле так беззаботно улыбаться, наслаждаясь приключением, в которое их невольно или осознанно затянул Шустов-старший. Без заморочек, без раздражения, постоянного недовольства собой и окружающими. Что, собственно, ему мешало? Плюнуть на всё и получать удовольствие, не думать о том, что в конце концов тебе предъявят счёт, по которому ты, быть можешь, заплатишь собственной жизнью! Нет… Максим не мог так поступить и знал это слишком хорошо.

Утром, едва рассвело, он отправился в Пудучерри. Больше двух часов просидел в уличном кафе. Когда банк наконец-то стал поднимать металлическую решётку парадного входа, вскочил, однако был вынужден ненадолго задержаться – к нему пристал бродячий чистильщик ушей. Индиец настойчиво показывал тонкие штапики с тугими кусочками ваты, обещал работать бережно и тщательно, даже показал толстенную книгу отзывов, где кроме прочего обнаружились отзывы на русском языке. Судя по разнообразию почерков, отзывы были подлинными, но Максим, конечно, пренебрёг этим предложением. Проскочив дорожное мельтешение, забежал в банк первым посетителем.