Через полтора часа уже ехал назад, в Ауровиль. Всю дорогу представлял, как именно отреагирует Дима, узнав, в чём был секрет «Города Солнца». Максим настолько проникся воображаемой радостью друга, что и сам не мог сдержать улыбку. Даже подумал разыграть небольшую сценку и не рассказывать всё сразу, а направить Диму, позволить ему самому додуматься до этого, в общем-то, простейшего решения, однако быстро отмахнулся от подобной идеи. Знал, что расскажет обо всём коротко и сразу, едва зайдёт в номер к Шмелёвым.

Воодушевлённый, забежал в гостевой дом, поднялся по лестнице на первый этаж, свернул налево, сделал несколько шагов и замер. Увидел, что впереди по коридору стоит Баникантха.

Индиец не поздоровался, не кивнул, вообще никак не отреагировал на появление Максима. Просто смотрел на него покрасневшими глазами, в которых угадывалось затуманенное довольство.

Баникантха стоял напротив номера, в котором жили Шмелёвы. Максиму это не понравилось. Он плотнее прижал к себе рюкзак, в котором лежали книга и фотография из отцовского тайника.

Помедлив несколько секунд, уверенно пошёл вперёд. Знал, что рискует, однако должен был заглянуть к Шмелёвым, убедиться, что у них всё в порядке. В конце концов, Баникантха вполне мог прийти сюда по каким-то административным делам. Или рассказал-таки Салли об их ночной вылазке и теперь принёс им какое-нибудь предупреждение, требование немедленно покинуть цветочный рай Ауровиля. Или вообще оказался здесь по делам, не связанным с Максимом и его друзьями, а теперь просто стоял в коридоре, потому что… потому что… Максим заставил себя замолчать. От этих мыслей всё равно не было прока.

Подошёл к двери. Внимательно посмотрел в глаза индийцу. Не стал здороваться. Не поворачиваясь к нему спиной, постучал в номер. Дёрнул ручку. Дверь, не запертая, отворилась. Максим порывисто вошёл – и увидел перед собой громоздкую фигуру мужчины.

Затянутый в дорогую ткань костюма, с густой чёрной бородой и крохотными, будто медвежьими, тёмными глазками… Незнакомец осклабился. Максим отшатнулся, уловил чужое пряное дыхание и тут же дёрнулся всем телом. Баникантха, беззвучно подкравшись, толкнул его в спину – и отправил прямиком в руки чернобородого незнакомца.

Следом захлопнулась дверь.

Они добавляют слишком много специй. И с ними невозможно спорить. Скажи индийцу «без специй», он понимающе кивнёт, а блюдо принесёт до того перчёное, что никаким молоком не смягчишь жáркое послевкусие. Смешно, они не считают перец специей. Хотя молоко здесь, в Ауровиле, подают вкусное. Смешивают его с куркумой и мёдом. Говорят, этому рецепту не меньше тысячи лет.

Илья Абрамович осмотрел стол. Успел дважды протереть его влажными антисептическими салфетками, однако боялся упустить какое-нибудь пятно. Не хотел обнаружить его во время обеда и тем самым испортить себе аппетит.

Убедившись, что столешница чиста – сам стол, конечно, оставлял желать лучшего, но по меньшей мере не вызывал отвращения, – Илья Абрамович принялся бережно заправлять за ворот новенькую хлопковую салфетку. Ещё одну постелил себе на колени, лишь после этого кивнул Баникантхе. Индиец услужливо принёс первое блюдо – чечевичный суп «дал».

Всего в подвале было три стола. Обеденный и сервировочный принесли специально для Ильи Абрамовича. Об этом позаботился Салли. Молодец. На третьем столе возвышался монитор из Гостевого центра. Всё было готово для связи с Севильей. В остальном помещение пустовало – только бетонный, усыпанный строительной крошкой пол, бетонные циркульные стены с тремя широкими дверными проёмами и шесть бетонных колонн. Колонны здесь были весьма кстати. А вот окна оказались узкими, к тому же располагались под самым потолком. Не очень удобно.

Салли ждал, что допрос затянется, поэтому заранее принёс два светодиодных прожектора на треногах. Опять же молодец. В последние годы он, кажется, понял, с какой стороны его хлеб намазан маслом. Илье Абрамовичу нравилось это английское выражение. Ему вообще нравились английские фразеологизмы. Переведённые на русский, они звучали довольно необычно. «Он умён, как целая телега обезьян». Или «сеять дикий овёс» в значении «уходить в отрыв». Ну разве не прелесть?

Илья Абрамович не спеша снял пробу с чечевичного супа: бережно обдул ложку, приложил её к губам и втянул содержимое внутрь. В меру пряный вкус. Не так остро, как в первый раз. Пожалуй, многовато асафетиды, она перебивала вкус остальных приправ. Зира и тмин были почти неразличимы.

Илья Абрамович различил шум шагов. Хорошо. Давно пора.

Салли засуетился. Не сомневался, что сегодня ему будет чем поживиться. Без толку расхаживал между колоннами. Слушал, как приближаются шаги. Слишком долго ждал этого дня. Рассчитывал, что у него в руках окажется сам Шустов-старший. Напрасно. Сергея так просто не поймать. Он был умнее их всех. Илья Абрамович признавал это без сожаления. Он любил умных людей.

Шаги окончательно приблизились. Ещё несколько ступеней. Индиец Сатунтар – широкоплечий, осанистый сикх с мутно-жёлтыми глазами, один из тех, кого Илья Абрамович шесть лет назад нанял следить за Салли, – ввёл в подвал Максима и его друзей. Затем спустился Шахбан с вещами пленников: салатовый чемодан на колёсиках, синяя спортивная сумка «Адидас» и однолямочный брезентовый рюкзак.

Последние приготовления, и всё начнётся.

В этом помещении сколько ни кричи, тебя никто не услышит. Вокруг пустыри. Илья Абрамович давно присмотрел нужное здание. Тут, на окраине Ауровиля, таких было много. Европейцы, надеясь на свободную жизнь, приезжали в Город рассвета, покупали здесь участок, с воодушевлением принимались возводить особняк с причудливой, если не сказать безумной архитектурой, а потом неизменно сталкивались с нерадивостью и вороватостью местных строителей. Вкладывали всё больше денег в строительство, разорялись, да и наконец понимали, что Ауровиль из обители свободных художников превратился в пристанище всякого сброда. В итоге бежали, оставляя после себя очередной бетонный скелет.

Сатунтар придерживал Максима. Тот не сопротивлялся. Однако шёл с прямой спиной, с заострившимся от напряжения лицом и какой-то невыразимой готовностью улучить секундную возможность для нападения на конвоира. Сейчас он как никогда был похож на отца. Именно таким, напружиненным, будто пума, затаившаяся для прыжка, был Шустов-старший в тот день, когда Илья Абрамович видел его в последний раз. Сергей уже знал, что за ним следят, что ему не доверяют. И успел сбежать. Его сын оказался менее проворным.

Максим прошёл возле обеденного стола. Илья Абрамович кивнул пленнику, однако ответного приветствия не дождался. В университете, когда Илья Абрамович подменял преподавателя основ творческой деятельности, Максим вёл себя иначе. Глупо. Всегда нужно сохранять достоинство и, уж конечно, не пренебрегать вежливостью. Его отец знал это.

Следом возле стола прошли Анна и Дмитрий. Они шли менее уверенно. Девчонка осунулась, побледнела. Растрёпанные волосы показывали, что ей пришлось несладко. Надорванная кофточка оголяла ключицы. Такая белая молодая кожа. Илья Абрамович по-своему жалел Анну. Она тут меньше всех была виновата в происходящем, однако не могла не понимать, чем рискует, отправляясь в Индию.