– Они в блокаду погибли?

– Да. Отец был летчиком, до войны гражданским, защищал город. У него даже могилы нет. Сгорел вместе с машиной.

– А у меня в танке сгорел, – зачем-то сказал Леша, после чего на кухне повисла неловкая пауза.

– Знаете, что я вам скажу, – первой прервала молчание Сыромятникова. – Зинаида Зыкова не убивала своего мужа.

– Почему вы так думаете?

– Наш литературный мирок – то еще зловонное болото. Ко мне не только Зыков интерес проявлял, но прочие старые кобели. Так вот, их жены на меня волком смотрят, как будто это я на их сокровища покушаюсь. А Зинаида, она лишь посмеивалась, и вообще человеком была, она, как и я тут, белая ворона. Мужа она своего не любила, но жила при нем как хотела, а надоело бы, бросила, и все. И вообще, человек, который любит собак, на убийство не способен.

– А это что за странные заявления? – нахмурился Леша, пытаясь вспомнить, кто из классиков, скорее всего зарубежных, выдал сию сомнительную мудрость.

– Не странное. Однажды я видела, как Зинаида на Невском под машину кинулась, тут, недалеко от улицы Софьи Перовской. Ну, думаю, совсем с катушек слетела. А она, оказывается, щенка спасала. Этот дуралей на проезжую часть выскочил, а там машины несутся, он, дурачок, мечется, его едва грузовик не задавил. А Зина спасла. Такой человек на преступление не способен. Она бы в крайней ситуации на себя руки наложила. А тут мужа убила, за что? Да и зачем? Нет, это не она, – решительно гася в пепельнице окурок, заявила Сыромятникова.

А Леша смотрел на нее и думал, что за вызывающим внешним видом скрывается в общем-то хороший, добрый человек, только почему-то заблудившийся немного или заигравшийся, сразу и не поймешь. Поэтому и книги у нее хорошие, потому что любое произведение искусства – это отражение души его автора. Интересно, а что за книги писал покойный? Надо бы ознакомиться для полноты картины.

Книги у Зыкова оказались пустые. Написано вроде бы гладко, правильно, красиво, а чувств глубоких, оригинальных мыслей, личности автора за ними не видно, пару раз даже показалось что-то такое, вот-вот, но нет. Пустота. Леша это с первых страниц понял и даже книжку потом выбросил, не стал себе оставлять, незачем.

Глава 6

22 апреля 1958 г. Ленинград

В день рождения Ленина их отдел, как и положено, вышел на субботник разбирать завалы во дворе управления. Кто-то из сотрудников принес гармошку, работа пошла веселее, слышался громкий молодой смех, кто-то затянул наигранно-глубоким голосом песню про дубинушку, но его сразу перебили, запели «не кочегары мы, не плотники», но и эту песню не дали допеть, а звонкий девичий голос завел «а ну-ка, девушки, а ну, красавицы…», и ее поддержали мужские голоса.

Михаил Николаевич, слушая их, улыбался, но мысли его все время крутились вокруг убийства Зыкова.

Картина получалась скверная. Все подозреваемые, которых они с ребятами проработали, в итоге имели алиби, пусть эти алиби были не стопроцентно надежными и нуждались в дополнительной проверке, но, по мнению его сотрудников, а их мнению он доверял, эти люди не были преступниками в силу различных обстоятельств. Как и любовник Зинаиды Зыковой, капитан артиллерии Снегирев, с которым беседовал сам Михаил Николаевич.

Капитан, едва услышав об убийстве Зыкова и аресте его жены, не колеблясь ни секунды, заявил о собственной виновности. Что было невероятно глупо, поскольку он совершенно не представлял, как именно был убит Зыков. Но порыв его был искренним и заслуживал уважения.

Капитан Снегирев действительно глубоко и искренне любил Зинаиду Зыкову, звал ее замуж, готов был ради нее на все. Но Зинаида категорически отказывалась уходить от мужа, хотя и не скрывала, что не любит его. Капитан страдал, бесился, грозился убить то его, то ее, предлагал забрать с собой всю Зинину семью, но та была непреклонна.

Накануне убийства Зыкова они крупно поссорились, у капитана заканчивалась командировка. Надо было что-то решать. И Зинаида сказала, что окончательно с ним расстается. Он с горя напился, утром дал себе слово забыть бессердечную интриганку и с тех пор страшно мучился, но держался. Потому и не знал о постигшем возлюбленную несчастье. Алиби на время убийства Зыкова у капитана имелось, тоже с некоторыми оговорками, но, вероятно, поработав над ним подольше, Михаил Николаевич смог бы восстановить недостающие детали, но тратить на это время пока не был готов. Может, стоит Сане Ломакину поручить?

Но дело не в этом. Что-то они упускают, какую-то важную мелочь, какую-то деталь…

И Михаил Николаевич стал перебирать в памяти весь ход следствия, начиная с осмотра места происшествия, он даже отложил лопату, которой грузил мусор на носилки, и, сев на обломок старой ограды в углу двора, глубоко задумался, глядя невидящими глазами в облупившуюся стену дома перед собой.

Во дворе управления было людно, шумно и весело, и в этой праздничной деловитой суете никто не обращал на него внимания.

Место происшествия. Когда они вошли в квартиру, хозяйка сидела в большой комнате на диване, зареванная. В халате, лохматая, неубранная, с нею был сосед, который и вызвал милицию, еще одна соседка топталась в прихожей. Ничего подозрительного в поведении всех троих не было, и у обоих соседей имелось алиби. Хотя… Нет, дело не в них.

Дальше комната. Неубранная постель, в ней убитый Зыков. Подушки высоко взбиты, он почти сидел, значит, к моменту своей смерти уже проснулся, руки вцепились в пододеяльник. Значит, испугался в последний момент. Кто-то вошел в комнату, он продолжал лежать, к нему подошли, он все еще не ожидал нападения. Потому что не сделал попытки увернуться. Значит, не боялся. А испугался в последний момент, когда убийца достал нож. Вроде бы все логично.

Стал бы он вести себя так, если бы в комнату вошел человек враждебный, недоброжелатель, любой из списка ими проверенных лиц? Вряд ли. В любом случае он бы сел на постели, позвал жену или же вскочил с кровати.

Если только это была не Сыромятникова. Впрочем, нет. Не стал бы он лежать в постели, войди в спальню посторонняя женщина, особенно если за стенкой в ванной плескалась его жена.

Что же это получается, все снова упирается в жену и домработницу? У его сына железное алиби. Значит, все снова упирается в жену.

А может, бывшая жена? Ее они не проверяли, и хотя Анфиса Тихоновна утверждала, что расстались они мирно,