– Это здесь ни при чем, мент я или нет... Может, и не мент я вовсе... Но закон ты в любом случае нарушил.

– Ты точно за идиота меня держишь, – глумливо хмыкнул Грецкий. – Какой закон? Что я сделал?

– Нападение на сотрудника милиции.

– Это еще доказать надо!.. Зарвался ты, мент! Конкретно зарвался!.. Я дурак, пожалел тебя, не стал поднимать свои связи. А надо было бы в прокуратуру заявить за тот беспредел, что устроил...

– Какой беспредел, о чем это вы, гражданин Грецкий?

– Незаконный арест, раз. Похищение жены, два!.. Ты у меня парашу жрать будешь, мент!

– Жену я у тебя не похищал. Это раз. А насчет параши, так это теперь твоя еда, гражданин-товарищ-барин... Хотел я с тобой разойтись по-хорошему. Но раз ты у нас такой буйный... Вы задержаны, гражданин Грецкий. Пока что на двое суток, а там видно будет...

– Ну, ты шутник, Панфилов! Я за своей женой к тебе приходил, понял! Кто меня за это осудит?.. А за то, что меня жестоко избили, ты ответишь по всей строгости...

– Заткнись! – презрительно скривившись, оборвал Марк Илларионович. – Не будь истеричной бабой. А то привыкнешь, не успеешь выйти из образа, когда в общей камере окажешься...

– Где Настя?

– Вот с этого и надо было начинать разговор. А то развел, понимаешь, антимонию... У меня твоя жена. На развод она подает. С тобой разведется, а за меня выйдет... Поверь, я ей изменять не буду.

– А кто ей изменял?

– Ты. Настя рассказала.

– Не было ничего. Это фальсификация!

– Не знаю, не видел. Но мне все равно, что там было. Лишь бы она со мной была, а не с тобой...

– Тебе все равно? – истерично вскричал Грецкий. – Да это ты все сделал!

– Что все?

– Спокойно все было, пока ты здесь не появился. А потом началось... Ты же был у Алки, ты видеокамеру в ее доме установил. Ты!.. Ну ты и козел!

Панфилов подошел к нему, вдумчиво заглянул в глаза и резко, без размаха влепил ему пощечину.

– Успокоился?

– Ты во всем виноват, – все еще зло, но уже с признаками смирения сказал Грецкий.

– Откуда я мог знать, что ты с Максютовой спишь?

– Я не спал...

– Ой ли?

– Ну, было пару раз...

– Не ври.

– Ну, может, чуть больше...

– И все у нее дома?

– Нет.

– Но засветился ты у нее дома. Ты обвиняешь меня в том, что я камеру там поставил. Значит, там ты спалился...

– Да, обвиняю тебя в том, что спалился...

– А ничего, если я обвиню тебя в убийстве гражданина Максютова?

– Что? – недоуменно и в то же время испуганно встрепенулся Грецкий.

– Официально считается, что Максютов покончил жизнь самоубийством. Но я в партии полных кретинов не состою, я понимаю, что это бездарная подмена действительности таким же бездарным бредом. Вопрос: кому это нужно? Алле Максютовой или тебе, ее любовнику? Но, скорее всего, вам обоим...

– Не понимаю, о чем разговор.

– Все ты понимаешь. И знаешь. Не было у Максютова повода кончать жизнь самоубийством. А если бы и был, вряд ли бы он выбрал такой способ. Тонуть в ледяной воде, умирать в жутких муках... Лучше застрелиться, ты не находишь? Нажал на спуск, и все...

– Не дождешься.

– Я и не жду. Может, мне и приходилось шагать по трупам, но в случае с Настей это не вариант... А насчет Максютова ты сам подумай, какой идиот захочет умирать в ледяной воде?

– Кому нужно, тот пусть и думает. А я к этим делам отношения не имею...

– Зато само это дело имеет к тебе отношение. Максютов утонул двенадцатого апреля, в будний день. Вечер, темно, но погода хорошая. Лед еще прочный, почему бы рыбку из проруби не поудить? А он любил это дело, так?

– Не знаю.

– Ну как же не знаешь, если с женой его шашни водишь?.. С чужой женой любовничаешь, а мужа ее ненавидишь. А живете вы недалеко, на одной линии, через двор. И у Максютовых двор на озеро выходит, и у тебя. Что тебе стоило выйти по темноте на озеро, пройтись по льду? И столкнуть Максютова в воду не проблема. Или трудно было?

– Не знаю, не пробовал.

– А Максютову пробовал?

– Это мое личное дело.

– Если по-твоему, то личное, а если по-моему, то уголовное... Есть факты, уличающие тебя в любовной связи с Максютовой... Знаешь, чем страшен грех прелюбодейства? Тем, что от него до смертоубийства – один шаг. Боюсь, что ты этот шаг сделал.

– Не убивал я Максютова! – вскипел Грецкий.

– А докажи!

– Алиби у меня! Дома я в тот момент был. С женой.

– Если бы Максютова в Москве убили, алиби бы сработало. А так он в двух шагах от твоего дома погиб. Боюсь, что алиби тебе не поможет...

– Что ты от меня хочешь? Чтобы я от Насти отступился? И не надейся!.. И не надо меня шантажировать!

– Это не шантаж. Это горькая для тебя действительность... И для тебя, и для твоей любовницы... Ты ведь только ей сказал, что я тебя в камере держал...

– Ну, сказал, и что?..

– Зря ты ее против меня настроил. Не люблю, когда мне грубят... Может, я сгоряча это сделал, но дело из архива уже поднято, не сегодня-завтра материалы о гибели Максютова будут у меня. Будем работать...

– Много на себя берешь, капитан, – злорадно усмехнулся Грецкий. – Я Максютова не трогал. Не знаю, самоубийство там было или несчастный случай, но я тебе точно скажу, не трогал я его. А то, что с женой его, так это так, по случаю. Мне от него избавляться проку не было... А если кто-то избавился, то я здесь ни при чем. А если кто-то и при чем, то не тебе, капитан, лезть в это дело... Даже Сагальцев не захотел в это дело лезть...

– Не захотел. Потому что Максютова не только с тобой путалась. С ним тоже...

– Думаешь, удивил? – презрительно фыркнул Грецкий. – Да она с любым ляжет... Хотя нет, не с любым. С таким, как ты, не ляжет. Ты же ничего собой не представляешь, капитан. Ничего!.. И Настя знает, что ты – никто! Перебесится, успокоится и ко мне вернется...

– Чего ж ты ко мне сегодня в дом ворвался?

– А не хочу, чтобы ты поганил мою жену!

– Громил откуда-то взял. Из Москвы вызвонил?

– Да! Из Москвы! У меня еще есть. Смотри, как бы в темном углу не прижали!

– Это угроза?

– Нет, это предупреждение. Каждый сверчок должен знать свой шесток...

– Как бы твой шесток на нижней шконке возле параши не оказался...