— Жил там с родичами в детстве?

— Нет. Когда отец в Харькове учился, я ещё родиться не успел, — ответил я.

— Ясно… — Серёга поковырял вилкой кашу.

— Бывал во Львове, — ответил я. — Так, несколько фраз запомнил.

— А-а-а, ясно.

— Ты-то сам, кстати, чего так рано вернулся?

— Так родителям же в Воронеж ехать. Они тут не останавливались. Мы так, прогулялись, докупили необходимое — потом я сюда поехал.

Мы закончили ужин. Снова вышли, построились, двинулись обратно в расположение.

В воздухе отчётливо веяло осенью, а на дорожки успели нападать жёлтые листья, которые наряд не успел подмести.

— Словари не покупал? — спросил Серёга.

Блин. Точно. Как изучали китайский язык в эпоху до смартфонов? С бумажными словарями, которые были большой ценностью! Лучшими были шанхайские — трёх видов: большой, в виде толстого тома в светло-коричневой обложке, карманный китайско-русский, на тонкой рисовой бумаге, тоже в коричневой пластиковой обложке и универсальный двухсторонний карманный — узкий, длинный, тоже на рисовой бумаге с синей обложкой. Эти словарики приходилось доставать окольными путями, в университетской библиотеке среди пособий их, разумеется, не было.

Первый свой словарик я куплю только через пару месяцев, заказав через знакомого в ИСАА, когда свободные деньги появятся. До этого будет не учёба, а мучение.

Теперь же я этот момент прощёлкал, сосредоточившись, блин, на шмотках. На том же Черкизоне можно было спросить, наверняка у кого-то бы нашёл… впрочем, моих знаний должно хватить, чтобы не испытывать особого дискомфорта в начале учёбы. Вот только излишне демонстрировать знания тоже не следует. Надо как-то осторожно, постепенно. Просто чтобы внимания не привлекать.

— Блин! — повторил я вслух.

— Да ладно, ещё будет время, — ответил Серёга. — Нас вроде по выходным отпускать будут.

И действительно: режим у нас будет куда более свободным, чем в большинстве военных училищ. На первых курсах мы, хоть и поселимся в казарме, стабильно будем ходить в увольнения на выходные. Если, конечно, обойдётся без нарядов или залётов. А со второго курса нам дадут свободный выход.

Чтобы не мучиться с выписыванием каждый раз увольнительных на весь личный состав, на факультете была принята такая практика: увольнительная была постоянной. На каждого курсанта листок такого формата, чтобы его удобно было в военник положить. На листке за печатями и подписями было написано: «уволен ежедневно до 24.00». Эти увольнительные ламинировались и использовались на протяжении семестра. На младших курсах такие увольнительные сдавались руководству, а начиная с третьего постоянно находились у курсантов.

Так было принято у нас. Однако на параллельных курсах порядки были иными: Юрла сидела в казармах до пятого курса, у Востока на младших курсах увольнения были по графику — за выходные не больше тридцати процентов личного состава, и вообще они главными задр***ми.

Впрочем, меня это всё равно пока что не касается. Мне разумнее будет сидеть на территории, ближайшие три месяца как минимум…

— Скорее бы блин в город… — пожаловался Серёга.

— Куда спешишь? — улыбнулся я. — Природа, свежий воздух…

— Тёплый душ, — добавил он. — Нормальная кровать. Живые и настоящие люди рядом, за забором. Огни города.

Он тоскливо вздохнул и опустил голову, уставившись себе под ноги.

— Ну это да… — согласился я.

— О, у тебя облегчёнки новые! — заметил Серёга.

— Ну, да. Успел прикупить.

— Крутые.

— Удобно, главное.

— Не трут, как берцы?

— Не-а, — я отрицательно мотнул головой. — Самое то кроссы бегать!

Кросс был главной грозой и мучением для значительной части курса на первый семестр. Дело в том, что при поступлении физподготовку достаточно было сдать на «зачёт». Дисциплины было всего три: подтягивания, сто метров на время и три километра на время. При минимальных оценках три-три-два всё равно выходил зачёт, так что с физической формой у ребят на нашем курсе всё было очень неоднозначно.

Загвоздка была в том, что в первом семестре физподготовка уже становилась полноценной дисциплиной. То есть, без сдачи хотя бы на «три» того же кросса о закрытии сессии говорить не приходилось. А провал сессии грозил отчислением, что после присяги автоматически означало отправку в войска.

Многие ребята осознали, в какой ловушке они оказались, только после первых занятий по физподготовке, когда до нас довели эту информацию.

— Это да… думаешь, часто бегать будем? — обеспокоенно спросил Серёга. Для него кросс был проблемой, с учётом комплекции.

— Каждый семестр на оценку, — честно ответил я.

— Блин. Ты точно знаешь?

Вместо ответа я кивнул.

— Блин блинский… — Серёга грустно вздохнул.

Где-то в расположении, в одной из палаток громко играла музыка. Хриплый динамик портативного плеера надрывался: «А нам нас*ать! А нам нас*ать! А нам на всё, на всё нас*ать!» Я даже помнил название группы — «Трэпанация Ч-рэпа».

Обладателем плеера и кассеты был Гриша Петров из английской группы. Улыбчивый кучерявый блондин, флегматичный фаталист по складу характера. Сын одного крупного авторитетного бизнесмена, которому принадлежит несколько металлургических заводов. Батя засунул сына в военный вуз в надежде, что среда хоть как-то приучит его к дисциплине и научит целеполаганию. Но, разумеется, этого не произойдёт — Гришу достанут из универа ещё до конца первого курса после того, как он перед строем пошлёт на три буквы начальника факультета. Тот сильно обидится. Даже на полном серьёзе захочет отправить Гришу на «губу» — гарнизонную гауптвахту, но помощники Гришиного папы загладят вопрос… в итоге Гришу вместо «губы» отправят доучиваться в МГИМО, а затем — в Лондон. Впрочем, насколько я слышал, ни одного диплома он так и не защитит, зато великолепно будет -знать все тусовочные места, рейверские дискотеки и где можно достать самые лучшие колёса.

В нашей палатке было двое вернувшихся: Руслан Внуков, суворовец из Самары. Светлые глаза, чуть пухлые губы, каштановые волосы. Его вскоре назначат командиром группы и выдадут лычки младшего сержанта. Впрочем, от отчисления после второго семестра это его не спасёт: бедолага не вытянет китайский язык. Будет сидеть ночами, прописывать красивые строчки иероглифов, которые ну никак не будут задерживаться в его голове, несмотря на все усилия… жаль, что нам на первом курсе не объясняли, что такое мнемотехники. Кто-то изобретал подобные приёмы сам, у других была природная память, а вот таким, как Рус не везло. Я вдруг осознал, что теперь реально могу ему помочь. Объяснить, как можно легко запомнить иероглифы! Вот только стоит ли это делать?..