Но уже на пути к дому Бажены я стал сомневаться. Ведь даже с оглядкой на то, что все происходящее существует лишь в моей голове, я вдруг отчетливо понял, что не хочу ради сиюминутного удовольствия совершать грех блуда. Понял, что не хочу играть ни с чьими чувствами – ведь для подавляющего большинства женщин близость всегда сопряжена с чувствами. Понял, что не хочу брать на себя эту ответственность – ведь каждый настоящий мужчина, выбрав женщину, берет на себя и ответственность за нее. Я понял, что не хочу, чтобы Бажена стала частью моей жизни здесь, в одиннадцатом веке, и также не хочу, чтобы я стал частью жизни для женщины, когда-то потерявшей любимого человека.

А может, все дело в том, что я не захотел предавать того робкого чувства, проснувшегося к жене друга? Нет, я нисколько не рассчитываю хоть на какую-то взаимность и даже в мыслях не допускаю, что мы с ней могли бы… Даже если бы Злата оказалась из породы доступных девок – а это не так, – даже в этом случае я не предал бы Георгия. Просто есть какое-то тепло в сердце, какая-то привязанность к этой женщине, и ничего с собой не поделать…

Так что в свое время я не дошел до крыльца избы Бажены с десяток шагов и двинулся прочь. Вот разве что искушение переспать с вдовицей, вдоволь намять ее гладкое тело, насытиться его жаром, насладиться мужской властью над беззащитной женщиной… Это искушение никуда не ушло: до поры до времени оно ослабевает, а иногда вспыхивает с новой силой, как сейчас.

Прочь, прочь от себя эти мысли!

Через этот мост я еще ни разу не переходил. Я даже не доходил до него толком, чувствовал, что сил остается разве что на обратный путь. Зато однажды сумел дойти до каменного собора Святой Софии, местной достопримечательности и главной гордости города. Вот она, кстати, возвышается по правую руку…

Все дело в том, что каменных зданий в Новгороде практически нет, хотя деревянные терема и поражают красотой художественной резьбы, некоторые из них имеют и два, а где и три этажа. Единственная же на сегодня каменная постройка – это и есть знаменитая Новгородская София, возвышающаяся над Волховом в центре детинца. Высота собора достигает сорока метров – для одиннадцатого века это монументальное сооружение, практически небоскреб!

Собор имеет четыре придела и шесть глав, увенчанных шлемообразными куполами, в отличие от моего времени, он не побелен и имеет скорее желтоватый цвет – стены его сложены из известняка. Но больше всего меня поразило наличие знаменитых Магдебургских врат в приделе Рождества Богородицы! Вот тебе и немецкое происхождение, вот тебе и Сигтунский трофей ушкуйников двенадцатого века! А как на деле оказалось, их привез из Корсуни-Херсонеса сам строитель собора, князь Владимир Ярославич, взявший греческую твердыню так же, как и его славный дед! Впрочем, одного взгляда на правый нижний угол врат, украшенных кентавром из эллинской мифологии, достаточно, чтобы утвердиться в их греческом происхождении. Неслучайно же в первых документальных свидетельствах врата именовались Корсунскими…

А вот наконец уже и мост! Ох, как он впечатлил меня вначале, при первом взгляде! Очень длинный, соединяющий обе половины города через широченный Волхов, он имеет пятнадцать крепчайших опор, и по моим расчетам его протяженность достигает едва ли не четыреста метров! Я и не думал, что технологии древних русов позволяли такое – мостить деревянные мостовые, проводить водопровод и строить огромные мосты…

Ну что, вот он, мост, а вдалеке за ним виднеется и торг, моя основная цель. Эх, не дойду сегодня, не дойду… Но и тренироваться надо! Пожалуй, попробую доковылять до первой, а то и второй опоры. А уж потом домой, пить сладкий сбитень с медом да с детьми играть…

Январь 1065 г. от Рождества Христова

Господин Великий Новгород

– Вышата, я тебе еще раз говорю: если дело выгорит, князь тебя просто озолотит. Да он не сможет поступить иначе! Более того, я предлагаю тебе вариант развития собственного торгового представительства под патронажем князя.

Крепкий, дородный, хотя еще и молодой купец с русой густой бородой внимательно посмотрел мне в глаза:

– Что за слово такое заморское?

– Патронаж? – Дождавшись утвердительного кивка и мысленно отругав себя, я продолжил: – Имею в виду, что князь будет заинтересован в благополучии твоего торгового дела и в случае чего или защитит от врагов, или поддержит серебром.

Лицо Вышаты вновь стало крайне задумчивым, и, не удержавшись, я снова заговорил, стараясь, впрочем, не слишком горячиться:

– Послушай, Тмутаракань – идеальное место для торговли. С юга в нее поступают товары Грузинского царства, с востока – Хорезма, с запада – Византии, с севера – самой Руси! Ты хочешь, чтобы там и дальше всей торговлей заправляли хазарские купцы, или потесним их в русском княжестве?! Более того, если князь поверит в нас, в наше предложение, мы возродим торговый путь на Дону, а там уже недалеки переволоки до Итиля! Значит, сумеем вести дела и с булгарами, и с Хорезмом, а значит, получим доступ к шелку!

Вышата пронзил меня негодующим взглядом:

– А как же разбойники касожские на море?

– А разве не Ростиславу Владимировичу они платят дань? Повторюсь, если мы заинтересуем его нашим предложением – а в случае успеха предприятия заинтересуем обязательно, – касоги на море будут твоих противников топить, а наши ладьи не тронут!

Купец огорченно покачал головой:

– Не по-христиански!

Вновь выругавшись про себя, я поспешил успокоить собеседника:

– Да я просто так сказал, к слову пришлось. Главное, что тебя и твоих людей точно не тронут! Ну так что, Вышата, будешь меня ждать по весне в Плеснеске?

Сидящий на другом конце стола хозяин дома вновь глубоко задумался, а после лукаво улыбнулся:

– Нравится мне твое предложение, ей-богу, нравится! Да вот только наш Ростислав Владимирович в Тмутаракани более не правит! А сидит там князь Глеб Святославич с отцовской дружиной!

Я ответил презрительной усмешкой на «стопроцентный» довод купца:

– Сегодня сидит в городе, а уже завтра дружина домой пойдет. Разве не знаешь, что куманы по всей степи режут торков? Добьют их, примутся налетать на южный рубеж Руси… Нет, долго Святослав черниговскую дружину в Тмутаракани не продержит. А как только уйдет рать, так город займет наш князь – он ведь из земель ясов и касогов никуда не делся, ему теперь назад хода нет. Ну так что, торговый человек, принимаешь мое предложение?!

На торг я сумел добраться только на четвертую неделю после того, как пришел в сознание. Долог был мой путь, зато тело в норму пришло, сейчас раны практически не беспокоят.

Ну что сказать, главное новгородское торжище меня не разочаровало: как мне показалось, здесь продают все, от скота и воинской сбруи до мехов и драгоценностей. Торговые гости из Европы стараются закупить меха и пушнину по местным ценам – наши ведь продают на Западе, прилично подняв стоимость, стремясь и расходы на транспорт окупить, и себя не забыть. Большим спросом также пользуются такие отечественные товары, как лен, пенька и зерно, неплохо продается керамика. В свою очередь, европейцы предлагают шерсть, янтарь и металлы-руду, также на торгу много образцов европейского оружия. Правда, поначалу я не понял, чем норвежские или германские мечи отличаются от наших и чем их сталь превосходит харалуг[46] новгородских оружейников. Потом, правда, до меня дошло, что, даже несмотря на транспортировку, торговые гости из заморских немцев[47] продают свое оружие дешевле, чем наши мастера, и это если говорить про оружие из обычной стали. Кстати, не самое плохое оружие, местные кузнецы нередко подражают европейской ковке. Причина относительной дешевизны заключается в том, что в Западной Европе имеются настоящие залежи руды, а русским мастерам доступен лишь болотный сырец. Новгородские харалужные секиры и мечи с добавлением «небесного металла» – метеоритной руды – стоят и вовсе запредельно дорого.