и завещал нам товарищ Господь… Именно так жить — и свет, и тьму приветствовать внутри себя… Будь здорова, Лиза!

Силов налил коньяк и подошел к своей жене. Лиза тоже встала, они чокнулись и выпили. Они смотрели в глаза друг другу, Виктор чувствовал, что пьянеет, Лиза впервые так просто смотрела на мужа, что сама удивилась этому.

— Можно написать музыку, а потом пойти и убить? — Она спросила твердо, и стало очевидно, что вопрос ее гораздо глубже, чем прозвучал.

— Можно… Нужно… — Силов не убирал глаз, хотя коньяк ему мешал, и мешал сильно. Виктора покачивало.

— Это подлость. — Может быть, Лиза хотела еще что-то сказать, но не успела. Звонкая пощечина хлестнула по лицу девушки. Лиза перехватила руку Силова и поцеловала ее. Долго, долго прижималась губами к ладони, а потом еще и покрасневшей щекой. Виктор опешил.

— Если ты можешь так сделать, ты — подлец, — не отнимая руки, сказала Лиза.

— Пошла на хер отсюда. — Силов вырвал руку и отошел к окну. — На хер… — повторил он уже словно кому-то в окне.

Не оборачиваясь, он слышал, как быстро переоделась жена — какая-то минута, — и входная дверь ударилась о косяк, а щеколда замка клацнула о металл.

III

Утренние новости были предельно единодушны — теракт на набережной занимал все пространство местной прессы, телевидения, разговоров на лавочках. Даже Яндекс на главной своей странице уделил несколько строк происшествию. Имя Рамазана мелькало через предложение. Местные, конечно, ни о каком теракте и не думали. Известное в городе лицо держало за собой контроль над рынками, мелкими и средними магазинами, оптовыми продажами продуктов питания и ширпотреба. Это была расправа — другого мнения не было, да и не могло быть. По телевизору передавали соболезнование — погибло шесть человек, еще двое находились в тяжелом состоянии. Выжившие и уцелевшие давали интервью, из которых было ясно, что никто не может даже предположить, как и почему прозвучал взрыв. Склоняются к тщательно продуманной акции со специально заготовленной взрывчаткой под столом Рамазана.

На жару никто не обращал внимания — все столпились у красно-белой ленты, что отгораживала часть набережной от назойливых и пытливых свидетелей или сочувствующих… Полиция отгоняла любопытных, рядом с лентой у парапета набережной устроили поминальное место — гора цветов и бесчисленное количество баночек со свечками, — народ в минуту горя был одним целым.

«Баскин Роббинс» подвозил уже третий фургончик с мороженым — когда все кончится, месяц можно не работать…

Прилетели москвичи, их легко можно было узнать по обуви — летние, но закрытые туфли в городе в июле никто из местных не носит.

Беда в городе разнеслась быстро — номер телефона, по которому можно узнать о погибших, висел почти на каждом столбе.

«Чайка» была раскурочена напрочь — тонкие стены верхней палубы только с виду были похожи на массивность. Пластик под мореный дуб разметало метров на тридцать, крыша обвалилась, сам дебаркадер покосился и кормой уходил под воду. Пожарные и спасатели висели в люльках кранов, которые ремонтируют светофоры, — разбирали заваленную крышу. Несколько отважных профессионалов спустились вниз, на палубу, — работали тихо и умело.

Народ не расходился, все ждали, когда начнут выносить останки жертв: одно дело, сострадание и совсем другое — любопытство. Все смешалось в толпе, стоящей у закончившего радовать вкусной кухней и прекрасным видом на закат в реку ресторана «Чайка». По анализу какого-то мужика, разбирающегося в таких вопросах, дебаркадер не восстановить. Ответом ему было вполне резонное замечание: «Да на фига он нужен теперь! Восстановят, а кто пойдет в него? Жрать на кладбище не принято…» Все молча согласились с такой трактовкой судьбы «Чайки», но продолжали стоять. Четвертый фургончик «Баскин Роббинс» деловито разгружался позади толпы на набережной.

IV

Силов не спал всю ночь. Лиза ушла, а он так и остался сидеть на кухне — коньяк кончился еще часа в три ночи. Попробовал Carmenere, но двух глотков хватило, чтобы понять — вино он пить не будет. Одиннадцати еще не было, идти в гастроном за алкоголем было рановато. А может быть, и не нужно совсем.

Силов сидел у окна и смотрел на смартфоне видео, где подробно показывали и рассказывали обо всем, что происходило на набережной. Ролики сменяли друг друга, но говорили и показывали почти одно и то же. Виктор никак не реагировал — просто смотрел на лежащий на подоконнике мобильный, машинально прикуривая одну сигарету за другой. От него не ускользнуло то обстоятельство, что половина толпы ела мороженое. Чтобы не терять свое место наблюдения, люди, стоящие ближе всех к дебаркадеру, передавали назад деньги точно так же, как когда-то давно в автобусах, а сейчас в маршрутках пассажиры передавали деньги за билет. Обратно взамен денег они получали мороженое или бутылочку сильногазированного напитка. Мороженое передавали с учетом общего настроения — делово, грустно и сосредоточенно. Так в православных храмах передают свечи к алтарю, сопровождая ритуал неизменной фразой: «К празднику…»

Жара, новость, горе, любопытство — все сплелось в единое целое и зависло над городом как минимум еще на пару дней. Потом жизнь возьмет свое и вернется к самой себе, умудренная еще одним опытом непредсказуемости сути и смысла бытия…

— Единство и борьба, — Силов зло хихикнул, подытоживая свое наблюдение.

Надо собираться: в двенадцать часов худрук вызвал весь коллектив театра — сегодня последний спектакль в сезоне, что-нибудь придумает — какую-нибудь дребедень по этому случаю…

В театре было прохладно, за этим следили очень строго. Несколько лет назад лопнула от жары виолончель — рассохлась прямо на спектакле — бухнула дека, и инструмент сложился вдвое. С тех пор и влажность в яме, и температура во всем театре поддерживались в соответствии с инструкциями.

Труппа и цеха уже собирались в зрительном зале — у каждой касты были свои места. Цеха сидели в самом конце амфитеатра, почти под балконом, администрация в первых рядах партера. С солистами было сложнее — группы, объединенные общим взглядом на ситуацию в театре, сидели каждая в своей стороне. Две-три примы сидели в ложе первого яруса: бюсты молчали и не двигались — так они могли не менять своего выражения на лице на протяжении всего собрания.

Директор поздравила с успехами сезона — цифры превышали госзадание, премия в конце календарного года обязательно учтет этот отрадный факт, произошедший в театре.

Худрук также поблагодарил всех-всех-всех за сотрудничество, за художественное воплощение задуманного и пообещал еще более интересный следующий сезон. В конце своей речи председатель профкома объявила, что сегодня во дворике театра будет фуршет — милости просим всех желающих. Конец