а просто слушал голос и даже что-то вскрикивал от удовольствия — оркестр выпутывался как мог. Хорошо, что после Пиаф появился хор и зафиналил концерт a cappella великого Фредди Меркьюри — Show Must Go On… Особенно шикарными были первые такты вступления, которые Полпорции переложила на голоса. Народ в зале ревел от восторга — закрытие сезона прошло великолепно. В бурный поклон стали вмешиваться доброжелатели от администрации города, бизнес-партнеры, известные лица. Все поздравляли, дарили конверты, цветы, отдельным солистам отдельные премии. На сцену вышел заместитель начальника департамента по культуре — он больше напоминал охотника или рыболова со стажем, нежели работника культуры. Но сердце, говорят, у него было доброе и тонкое. Чиновник неуклюже вышел и поздравил Силова с юбилеем и наговорил ему столько приятных слов, что и оркестр, и хор, стоявший все это время на сцене, да и публика, прерывали несколько раз поздравительную речь криками и аплодисментами. Виктора вытащили на сцену — зал еще больше возбудился — красивый, полуседой спортивный мужчина во фраке подтянулся за край рампы и выскочил на сцену. Какому дирижеру это под силу?! Рыбак культуры вручил Силову очень симпатичный приз — куклу-дирижера в момент его экстаза: растрепанные и взъерошенные волосы, руки раскинулись, желая объять весь мир, фрачные фалды крыльями летели навстречу божественным звукам — кукла-статуэтка сделана была на славу.

Виктор растрогался, наклонился и поцеловал руку чиновнику — тот опешил, но осторожно убрал ладонь и, обняв дирижера, под аплодисменты ушел с Силовым за кулисы. Действительно, сердце заместителя начальника культуры было хорошее!

За кулисами Силова похлопали по плечу коллеги — концерт закончился, все разбежались по гримеркам переодеваться в настоящее — по трансляции заведующая труппой уже настоятельно предлагала спускаться во внутренний дворик на фуршет.

Виктор не переодевался, он звонил Лизе и просил ее обогнуть театр и подойти к служебному входу.

Дворик театра был неуютный, хотя разрисован фигурками женщин в кринолинах и париках, летящими балеринами, нотами, что как птицы висели на проводах. Портил все авторский проект директрисы — фонтан-грот с маленьким озерцом. Это было настолько безвкусно и громоздко, что приходилось каждый год что-то подделывать, украшать — от этого фонтан только разрастался и становился все безобразнее и безобразнее. Худрук попытался вмешаться, но детище директрисы было отстояно истерикой начальника, слезами женщины и концепцией дизайнера дворика. Фонтан остался на месте — воду в него подавали редко, в основном он стоял и бросался в глаза своими кишками-трубами, которые, по мнению директора, должны были давать ощущение течения и бурления.

Сегодня воду дали — ванна из осколков кирпича заполнилась и потекла через край. Листья прошлой осени забили слив, и воде некуда было больше деваться. Сама помидорка поняла безвыходность положения и приказала отключить воду.

По случаю фуршета во дворике были расставлены столы, развешаны гирлянды из «Принцессы цирка», как-то задрапирован искореженный временем грузовик — убрать его было некуда, а отвезти на кладбище машин нечем.

Играла музыка через окно реквизиторского цеха, которое одно из немногих выходило во дворик. Было еще окно дизайнеров, оно было даже удобнее, но те уходили рано с работы и запирали свой кабинет на сигнализацию — все-таки компьютеры…

Артисты сразу бросались к столикам, что-то наливали, брали закуску и усаживались на край ванны бассейна. Цеха — реквизит, костюмеры, мебельщики — ждали команды и просто стояли. Нарядные женщины стеснительно улыбались.

Вот наконец-то на крыльце черного входа, то есть из входа во дворик, появилась свита чиновников, разных значительных людей во главе с директором и худруком. Помидорка на каблуках боком спускалась по лестнице крыльца, несколько мужчин протянули ей свои руки, но директриса держалась обеими руками за перила — помощь нужна была только на нижней ступеньке. Но к этому времени мужчины сообразили, что в них не нуждаются, давно спустились и ждали всех остальных из свиты, тех, кто не решился войти во двор театра раньше помидорки.

Среди этих последних шел и Виктор. Лиза была рядом с ним и держала статуэтку дирижера. Несколько десятков пар глаз не могли не остановиться на Лизе. Она выигрывала у всех. Легкое черное платье, напоминающее не очень длинную майку, белые полукеды с разными шнурками, толстый браслет из серебра с вкрапленными крупными рубинами. Мнения разделились мгновенно. Мужские глаза смотрели эстетически и потребительски-завистливо. Женские — однозначно… Минут через пятнадцать однозначность, конечно, рассосалась, но пока — однозначно. Виктор никак не обратил внимания на этот факт интриги дворика. Помидорка подошла к Виктору и, выставив большой палец вверх, подмигнула.

Худрук говорил тост — его одышка не давала растечься на полчаса, — коротко он поздравил всех, пообещал новых ролей и новых вокалистов в труппе, тут все два лирических тенора зааплодировали. Они задыхались от своего репертуара — в каждом спектакле без выходных и без передыха. Худрук закивал в знак согласия и поднял вверх бокал с водой. На людях он не пил никогда — в кабинете же мог освоить бутылку коньяка за несколько часов.

Зашуршали у столов — некоторые наливали себе алкоголь и не отходили, чтобы, как только схлынет первый ажиотаж, можно было спокойно поесть. Если отойти — вернуться будет невозможно, все будет занято голодными конкурентами, и придется протискивать тарелку и просить бросить в нее пару огурчиков.

Директриса постучала вилкой по бокалу:

— Тихо! Ти-хо! Наши гости, если можно так выразиться, наши начальники просят слова!

Рыбак-художник-чиновник сказал очень просто, и это всем понравилось:

— Коллеги! Все считают нас праздной частью населения, а мы так не считаем! Ура!

Тут уж просто нельзя не закричать в поддержку этого совершенного тоста. Потянулись за тарелками основательно, накладывали все, что было на расстоянии вытянутой руки. Ели недолго — пошли тосты второго порядка — главбух театра обязательно должна сказать в лицо всем, как она всех любит. В этот же тост вошло и пожелание здоровья худруку, директору и всем-всем-всем.

Уф! Успокоились, и начался всеми любимый тихо-громкий выпивон. Пошла гитара, пошел вокал, пошел хор… Одни пели, другие ели — это и есть театр вечером на закрытии сезона во дворике. Ни отнять, ни прибавить. Утром на работу только администрации — все остальные могут гулять вечность. Вместе с отгулами получалось полтора месяца…

Все разбрелись по кучкам. Заместитель начальника департамента болтал с директрисой, худрук ушел. Хор кучковался у стола и пел, закусывая тосты. Лиза нашла себе пару: она сидела в углу дворика с Венгеровой — самой молодой и талантливой солисткой театра. Молодость и общие интересы наперебой рассказывали друг другу какие-то подробности о жизни, Лиза смеялась и прижимала к себе дирижера-статуэтку.