Возле дома Карен я затормозила, радуясь тому, что скоро снова увижу Ханну и всех ее братьев и сестер. Я соскучилась по ним. Карен открыла дверь.

– Все дети в гостях у друзей, – сообщила она, и я страшно расстроилась. Утешала только мысль, что Ханна играет вместе с сестрами и братьями.

Надеюсь, она привыкла и поняла, что ей ничто не угрожает. По крайней мере, я смогу побеседовать с Карен наедине.

– Вижу, вы ждете ребенка! Мои поздравления. Когда срок?

– В сентябре, – ответила она довольно равнодушно. Об отце ребенка она не упомянула, а я не стала расспрашивать. Это не мое дело. Мы немного поболтали о том о сем, я оставила угощение и коробки и пообещала через пару дней заехать за посудой.

Чувствуя себя неловко из-за того, что не сумела сдержать слово, которое дала Ханне, и проведать ее как можно раньше, я в беспокойстве подождала несколько дней, потом созвонилась с Карен и снова отправилась к ней. На этот раз я застала дома с матерью только Эндрю и Элли.

Маскируя дружелюбным тоном тревогу, я спросила:

– А где остальные дети? Признаться, я по ним соскучилась. И привезла подарки для Эндрю и Кайла. Я же знаю, что у них обоих вскоре день рождения.

Карен подхватила на руки Элли, которая ползла к ней по ковру.

– Здесь только Эндрю и Элли, – ответила она. – Эндрю пришлось остаться дома. Он плохо себя вел.

Стоя рядом с матерью, Эндрю поднял на меня влажные глаза и надул губы. Я тепло улыбнулась ему, затем тоже состроила обиженную гримаску, надеясь рассмешить.

Больше я ни о чем не расспрашивала. Карен поблагодарила за привезенную еду, я выложила подарки на стол в столовой, забрала чистую стеклянную посудину для лазаньи и миску из-под салата. Уже собираясь уходить, я вдруг передумала, вернулась к столу, забрала подарки и сказала:

– Если можно, я лучше привезу подарки на день рождения Кайла и Эндрю через день-другой.

Я была рада еще одному предлогу, чтобы заехать в гости.

Каждая мелочь в собственном доме, напоминавшая мне о Бауэрах, давала мне лишний повод съездить к ним и выяснить, как идут у них дела. Но всякий раз, приезжая к Карен, я или не заставала дома никого из детей – или только одного-двоих. Карен говорила: они в гостях у друзей, они уехали на весь день к родственникам. Ханну я не видела ни разу и верила, что она рядом с братьями и сестрами. Мне становилось легче, когда я представляла, как она играет с остальными, и я отвечала: да, Карен, хорошо, надеюсь, я увижу всех, когда приеду снова.

В мае закончился учебный год в школе. Необходимая передышка от обязанностей патронатной семьи дала нам возможность побыть с родными детьми и уделить им все наше внимание. Мы катались по озеру Алкова-Лейк на лодке и на водных лыжах, рыбачили, плавали на камерах – и смеялись, смеялись, смеялись… Порезвиться на свежем воздухе в теплую погоду в Вайоминге удается нечасто, и я с удовольствием возила детей в бассейны, на пижамные вечеринки, на дневные киносеансы и в парки. Но при этом я не переставала думать о Ханне, она постоянно была в моем сердце. Я молилась за нее, ее братьев и сестер, и за Карен: «Прошу, убереги их, Господи. Защити их от вреда, помоги Карен быть любящей мамой для детей – для всех ее детей».

Через несколько недель после начала лета мы приняли к себе трех маленьких сестер – пятилетнюю, четырехлетнюю и годовалую, а также двухлетнего мальчика с его шестимесячной сестренкой. Малышка не набирала вес. Ее оставляли в кроватке или в люльке, почти не уделяя ей внимания. К нам она попала грязная, с ужасным пеленочным дерматитом. Ее тельце выглядело хилым, на ощупь напоминало резиновую куклу, наполненную водой. На наши обращения к ней она не реагировала. Я попросила социального работника устроить ей обследование в местном центре детского развития. Специалист, обследовавшая малышку, сказала, что ей поможет обилие любви, ласки и стимулирующей активности. Стимулирующей активности? В нашем доме ее было вдосталь.

Глядя, как мои дети и наши подопечные располагаются на полу в гостиной с подушками, одеялами и закусками, чтобы провести вечер в семейном кругу за развлечениями, я надеялась, что и дети Бауэр сохранили чудесные воспоминания о таких моментах и о том, как мы любили их. Сдержали ли сотрудники УДС свое обещание? Проверяют ли они, как дела у Ханны? По-прежнему ли Карен изливает на нее весь свой негатив? Действительно ли человек, которого боялись Эндрю и Ханна, больше не появляется у них дома, не злится на них и не обижает их? Этими вопросами я мысленно задавалась вновь и вновь, пытаясь вверить детей в руки Господа и не вмешиваться.

Однажды июньским воскресеньем, примерно через шесть недель после возвращения детей к Карен, я отправилась за продуктами в Walmart, свернула в один из проходов между стеллажами – и увидела, как мне навстречу идет Карен со всеми детьми. Мое сердце радостно затрепетало. Завидев меня, Карен на миг смутилась, но заметила, что я ускорила шаг, и остановилась, дожидаясь. Кайл, Кайра и Эндрю стояли рядом с матерью. Элли устроилась на детском сиденье магазинной тележки, Ханна – в большой корзине. При виде ее мое сердце дрогнуло.

Я улыбнулась и поздоровалась. Карен ответила улыбкой, но дети теснее обступили мать и серьезно уставились на меня. И молчали. Все дети выглядели ухоженными… кроме Ханны. Ее волосы были спутанными, кожа – пепельно-бледной.

– Привет, Ханна, – сказала я.

Она не ответила. На ее лице было то же отчужденное выражение, как в тот день, когда я оставила ее в доме матери. Мне не хотелось уделять Ханне слишком много внимания, показывать, что я отношусь к ней иначе, чем к остальным детям: я опасалась, что за это ей попадет дома.

– Как приятно видеть всех вас! Мы по вам скучаем.

Ханна коротко взглянула на меня и сразу же снова опустила голову. Мне нестерпимо захотелось выхватить ее из тележки и убежать.

«Все будет хорошо, – твердила я себе. – УДС в курсе дела, оно проводит проверки». Но я не верила собственным словам. И мысленно взяла себе на заметку позвонить в УДС и сообщить о том, что видела.

Этот мой звонок стал первым из многих.

В понедельник утром я набрала номер УДС и спросила Эллен.

– Вчера я столкнулась с детьми Бауэр в магазине. Все они выглядели хорошо – кроме Ханны, – я описала ее внешность и поведение, подчеркнула, что она ехала в тележке, а не шла пешком. Мне показалось странным, что в тележке сидел не Эндрю, который на полтора года младше Ханны.

Реакция Эллен показалась мне довольно прохладной.

– Я зафиксирую все это. Спасибо, что сообщили.

Возможно, ей просто было больше нечего добавить. А я рассчитывала не только на то, что факт моего звонка зафиксируют, хотя на что именно я надеялась, – точно не знаю. Все мои попытки мысленно умалить значение увиденного не давали результатов: я просто не могла этого сделать. И я решила впредь звонить в УДС и сообщать обо всем, что заметила, увидела и сочла сомнительным. За годы я никогда не звонила в Управление насчет своих подопечных, вернувшихся домой – такой потребности никогда не ощущалось. Но в случае с Бауэрами меня что-то настораживало. И я никак не могла избавиться от этого ощущения или просто успокоиться. Не могла оставить его без внимания. Ханне требовалась защита. Я чувствовала, как Господь волнует мой дух и повторяет: «Обрати внимание».