В июле у меня появился еще один повод для визита – день рождения Карен. Я приготовила угощение, испекла пирог, купила мороженое, созвонилась с Карен и условилась приехать к ней, мы с Хелен погрузили еду в машину и направились в город. Хелен не виделась с детьми с тех пор, как они уехали, и теперь горела нетерпением так же, как и я. Кроме того, она знала, как я тревожусь.

Мы прибыли под вечер в надежде, что вся семья будет дома праздновать день рождения матери. Но дома с Карен были только Эндрю и Элли.

– А где все остальные дети? – спросила Хелен.

– Играют в доме у друзей. Вернутся не раньше, чем через час, – ответила Карен.

Хелен кинулась к Эндрю и обняла его. Его руки безвольно висели вдоль тела. Я заметила, как он взглянул на мать, будто не зная, попадет ли ему за то, что он разрешил Хелен обнять его. Элли льнула к своей матери. Кажется, между ними уже возникли прочные узы, и это был хороший признак. Но поведение Эндрю вызвало неловкую паузу в разговоре между Хелен, Карен и мной.

– Передавайте детям привет от нас! – я нарушила тягостное молчание бодрой и почти беспроигрышной фразой для завязки разговора. Хелен метнула взгляд в меня, потом в Карен и наконец улыбнулась Эндрю. Она тоже ощутила натянутость. Подмигнув Эндрю, она помахала ему рукой, чтобы попрощаться. И сразу перестала улыбаться, как только повернулась ко мне, пряча лицо от Карен. Эндрю был совсем не похож на того мальчугана, к которому она успела так привязаться. Когда Бауэры жили у нас, Хелен и Эндрю часто подшучивали друг над другом. Ему всегда нравилось резвиться вместе с Хелен, когда она щекотала его и смеялась вместе с ним. А теперь мальчик выглядел испуганным, робким и встревоженным.

Мы сели в машину, отъехали от дома, и Хелен разрыдалась.

– Мама, здесь что-то не так. Эндрю как будто не узнает меня! – Я притормозила у обочины, мы обнялись и заплакали вместе.

– Вижу. Мне тоже тревожно.

– А как же Ханна? – продолжала Хелен. – Ты говорила, что дома не видела ее ни разу. Как думаешь, с ней все хорошо? – Хелен выпрямилась на сиденье, утирая слезы.

– Не знаю. В УДС говорили, что проводят инспекции и присматривают за всеми детьми. Каждый раз, когда я звоню, мне твердят, что все в порядке, что незачем беспокоиться, что я напрасно звоню им. У них есть сотрудник, который занимается посещениями, и если у него возникнут опасения в связи с кем-нибудь из детей, Управление примет меры.

Я посмотрела на дом Бауэров в зеркало заднего вида. Дом выглядел тихим и спокойным, почти мирным. Но сердце подсказывало мне, что внутри царит хаос.

Я дождалась августа, позвонила Карен и спросила, можно ли нам с Хелен заехать к ним с вещами для детей.

Все дети оказались дома – кроме Ханны. Карен объяснила, что она уехала на выходные к своему отцу и бабушке. Хелен обрадовалась, увидевшись с Кайлом и Кайрой.

Пока мы стояли посреди гостиной Карен, болтая о пустяках, Элли, которой уже был год и четыре месяца, топотала вокруг дивана и всем видом показывала, что уже умеет ходить – почти сама. Мы с Хелен со смехом наблюдали, как она неуклюже шагает от дивана к стулу. Остальные дети во все глаза следили за каждым нашим движением, словно приклеив на лица фальшивые улыбки. Они не обращались к нам, не подходили обняться. Они казались пластиковыми фигурками с нарисованными улыбками и как будто даже не дышали, с нетерпением ожидая нашего ухода.

И вновь мы с Хелен, едва усевшись в машину после нашего десятиминутного визита, согласились: тут что-то не так. Мы обе были убеждены, что детям велели вести себя тихо и не общаться ни с кем из нас. Карен держалась, как обычно, – приветливо и радушно. Как будто понимала, что должна вести себя нормально, чтобы не вызывать у нас никаких сомнений. Но нас не покидало ощущение, что на нас смотрят с подозрением. Неужели Карен сумела убедить детей, что мы не заслуживаем доверия или даже что мы враги? Для любого ребенка это слишком тяжкое бремя.

А с опекой они ведут себя так же? Неопытному сотруднику УДС их молчаливость и натужные улыбки могли показаться очаровательными. Кто проверяет дом Карен? Хватает ли ему опыта? Может ли он распознать атмосферу манипулирования и жесткого контроля?

На следующее утро состоялся мой очередной докучливый звонок Эллен.

– Я снова побывала в доме Бауэров. Видела всех, кроме Ханны. Карен объяснила, что Ханна в гостях у отца. Я понимаю, они уже не живут в моем доме, вы не вправе рассказывать мне о них, но… не могли бы вы просто сообщить, как часто УДС проводит у них инспекции?

Эллен вздохнула:

– Мы с вами знакомы давным-давно – только по этой причине я вам отвечу: да, посещения проходят, в доме все в порядке. Вам пора перестать беспокоиться за Ханну, Деб. У вас есть другие подопечные, которые нуждаются во внимании.

Она права, сказала я себе. Но сердце по-прежнему взывало ко мне и подозревало неладное.

Летние развлечения подходили к концу – и для нашей семьи, и для наших подопечных. Три девочки навещали своих бабушку и дедушку, оставались у них с ночевкой, и планировалось, что в конечном итоге у них дети и поселятся. Через несколько недель начинался учебный год в школе, и, как всегда, ему предшествовала грандиозная закупка одежды, обуви, рюкзаков и школьных принадлежностей. Эл присматривал за малышами, я повезла своих подростков в торговый центр. Мне представилась возможность уделить родным детям внимание, в котором они нуждались и которого заслуживали. Школьный год начался удачно.

К концу сентября 1997 года я вспомнила, что Карен скоро родит, купила подарок малышу и маленькие гостинцы для остальных детей, чтобы они не чувствовали себя обделенными. На звонки Карен не отвечала, и я оставила ей сообщение с просьбой перезвонить. Но она перезвонила не сразу, а лишь после еще нескольких звонков и оставленных сообщений.

– Привет, Карен! Давно мы с вами не виделись. Как ваше самочувствие?

Несколько минут мы с ней болтали о последнем триместре ее беременности. Затем я попросила разрешения привезти подарки.

Поначалу она замялась.

– Может, на следующей неделе. Мы так заняты школой и другими детскими делами…

– А если я просто завезу их? Пусть даже не застану вас дома.