Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А дочь была совсем недалеко от своего отца. Алену затолкали за высокую ограду из тонких жердей под навесом. Здесь сидели и лежали человек двадцать взрослых, в основном женщин, и с десяток детей самого разного возраста. Женщина видела, что деревня пуста, что между хижинами не видно жителей. И только два пикапа-внедорожника стоят на площади под палящими лучами солнца да вдоль домов расхаживают, сидят в тени, о чем-то болтают с десяток террористов.
Странные это были люди. Среди них ни одного белого, но даже эти негры выглядели по-разному. Человек восемь в военном камуфляже без знаков различия, высокие, крепкие как на подбор. А вон те двое, нет, четверо, как бомжи с улицы. И даже не столько оборванцы, сколько нацепили на себя, что сумели достать. Один в сандалиях, другой в армейских берцах. Тот вон в цветастой рубашке и военных штанах, а этот в камуфляжной безрукавке на голое тело. Как будто две команды собрались – военные и шантрапа какая-то, банда местная.
– Что же делать, что же делать? – прошептала Алена и сжала виски пальцами. – Папа, где ты…
Женщины плакали и ворчали, показывая кулаки своим тюремщикам, плакали дети. Охранники покрикивали беззлобно, часто посмеиваясь. Алена была слишком возбуждена, чтобы понять всю ситуацию, оценить происходящее. Она знала только, что ее вместе с отцом похитили какие-то боевики. И отца рядом нет, и что с ним, она не знает. Что происходит, зачем их похитили? Что будет дальше? Рядом кто-то зашевелился, но женщина не обратила внимания, погруженная в свои невеселые мысли. Она вздрогнула, когда чья-то рука коснулась плеча. Испуганно обернувшись, Алена увидела перед собой сидевшего на соломе немолодого негра с жиденькой бороденкой и нездоровыми глазами. На нее внимательно смотрели глаза с желтыми белками.
– Ты русская? – неожиданно спросил старик по-русски с заметным акцентом.
– Да, – опешила Алена. – Откуда вы знаете? Вы говорите по-русски?
– Говорю, – улыбнулся старик щербатым ртом. – Раньше часто говорил, а теперь нет. Я учился в вашей стране. Жена была русская. Умерла она, теперь не с кем говорить по-русски. Забывать стал слова.
– Что здесь происходит, кто эти люди, зачем нас заперли?
– Они тут хозяйничают. Главный у них тот, в темных очках. Но он уехал. А эти так, бандиты. Они приезжают не часто, прячутся у нас в деревне. И всех сажают в загон, как скотину. Чтобы никто не сбежал и не рассказал про них. Они людей похищают, грабят. Нет для них закона. А мы ничего сделать не можем. Власть далеко, а бандиты близко. Вот и терпим.
– Когда они уйдут? – спросила Алена, а внутри у нее все сжалось. Ведь ответ старика, если он знает, как долго бандиты задерживаются в их деревне, может объяснить и то, сколько ей самой осталось жить. И отцу.
– Долго не сидят, – вздохнул старик. – Да только и день с ними годом кажется. Ведут себя с нами, как с рабами. Кто не угодил, того кладут на землю и бьют прутьями. Очень им нравится это занятие.
– Почему? Им нравится истязать людей? – Алена стиснула кулачки, стараясь не выдавать своего страха.
– Эх, дочка, есть у нас такая поговорка: «Мудрость приходит через ягодицы».
– Знаю, – вздохнула женщина. – Есть в вашей стране еще одна поговорка: «Мудрость рождается со шрамами». Только мне кажется, что мудрость рождает боль душевная, а не физическая.
– Физическая быстрее запоминается, – пожал плечами старик. – Вы, может быть, не понимаете, что здесь другой мир, совсем другой. Не тот, в котором вы живете там, у себя. Моя жена тоже не сразу поняла. И умерла. Есть традиции, вековые привычки. Это сродни ритуалам, в которых, может, нет никакой пользы, а может, и большая польза.
– Какие ритуалы? – не поняла Алена.
– Порка, да-да. Самая обычная порка, от которой в вашем современном мире уже давно отказались. А здесь она пользуется большим уважением. Знаете, такой обычай есть у местных народов. Например, он касается молодых людей. Я сам такое видел много раз. Приезжаешь в деревню, а там все жители собрались на площади под большим деревом и в ладоши хлопают, только что песни не поют. Праздник, думаешь, веселье, а глянешь за головы, а там молодая пара лежит с обнаженными ягодицами. А над ними крепкие парни с прутьями. И под барабаны стегают этих двоих: паренька и девушку. Хорошо стегают, на совесть.
– Это за что же так жестоко? Они же, наверное, кричат от боли?
– Ну, паренек, тот обычно молчит, хотя видно, что больно. Бьют его хорошо. А вот девочка, конечно, повизгивает, – улыбнулся старик.
– Вы так говорите, как будто вам весело. Это же жестокость, они же дети! – Алена говорила, а сама со страхом следила за бандитами, как они себя ведут, какие у них намерения. Страшно чувствовать себя в опасности и не иметь никакого шанса что-то изменить.
– Не такие уж и дети, если речь идет о браке, – пожал старик плечами. – А что бьют больно, так и их понять можно. Когда чужой зад страдает, свой не болит. А наказание за то, что грех на них, по нашим меркам, страшный. Нарушение заветов предков. Они показали себя как недостойные любовники.
– Что? – опешила Алена и даже покраснела. – Это же ужасно как-то и… недостойно.
– Ну, может, я не то слово подобрал, – снова улыбнулся старик. – Забываю язык. Смысл не тот, какой вы привыкли видеть в этом слове, другого слова не нашел. Это вроде подготовительных курсов. Ну, как перед поступлением в институт у вас. Я такие проходил. Только здесь молодые готовятся к семейной жизни. Семья у нас – это не то, что у вас. Таинства разные, не просто когда два человека начали жить в одной хижине.
Алена и сама не заметила, как увлеклась рассказом старика. Негр часто путал слова, часто забывал и искал, чем их заменить. Он все похлопывал русскую женщину по