теплой кожи, — можете вообразить себя королевой древности, идущей на брачное ложе со своим супругом. Первую брачную ночь. О чем там еще мечтают девушки?

— я не мечтаю об этом, — прошептала Эвита, испуганная.

Под его руками она просто таяла.

Тело ее наполнялось истомой, желание жаром стекало в живот и там пульсировало мягким спазмами, наполняя девушку негой.

— Не мечтаете, так потом замечтаете, — хрипло шепнул принц и поцеловал Эвиту с ноткой страсти.

ЕГО воображение уже рисовало ему обнаженное тело девушки, горячую возню в постели, вкус ее кожи на своем языке.

ЕГО руки мяли ее тело, исследую изгибы и округлости сквозь тонкую ткань.

Принц целовал неумело, грубовато и жадно. И эти грубые поцелуи, сбивчивое желание, дрожь в руках как нельзя лучше выдавали его желание.

Похоже, в своем стремлении выиграть он слегка увлекся той, с которой судьба его свела случайно.

— Ну же, — шепнул он разгоревшимися от поцелуев губами, — не будь такой холодной!

Разве я противен тебе?

— Еще как, — выдохнула Эвита, хотя сердце ее, на котором лежала горячая ладонь принца, колотилось, как безумное.

— А так?

ЕГО рука бесстыдно скользнула по ее животу, сжалась на треугольничке между ноги погладила — вкрадчиво, слишком сладко, слишком неспешно ласково, чтобы можно было повторить свое яростное «противен».

Эвита шумно ахнула, задохнувшись от горячей волны крови, ударившей в голову и опьянившей ее.

— Что вы вытворяете такое, — пискнула Эвита, попытавшись сжать бедра. Но „ладонь принца уже пролезла меж ее ног и наглаживала, жадно и жарко, ноющее желанием местечко.

— как что? Готовлю вас, — ответил он, прильнув к ее телу.

Эвита зажмурилась, упрямо сцепив зубы, чтоб не выдать себя ни звуком, ни стоном.

Губы принца все настойчивее целовали ее лицо, рука все чувствительнее касалась ее влажного лона, и Эвита не вынесла.

Всего лишь раскрыла губы, чтобы глотнуть воздуха и выдохнуть терзающий ее стон.

Но принц тотчас воспользовался этим

ЕГО язык скользнул в ее рот, мягко и влажно провел по ее дрожащим губам.

— Хватит хватит! — хотела выкрикнуть она, но слова не вышли из ее груди.

Она изо всех сил вцепилась в его руку, ласкающую ее живот но не смогла оттолкнуть. Не хватило сил.

Поскуливая, замирая от острых ощущений она была вынуждена отвечать на его поцелуи, приплясывая на цыпочках.

«Да это не принц. Это танк какой-то! — думала она, хотя бы перед самой собой пытаясь казаться сердитой. — Он просто игнорирует слово «нет». Он его не слышит Он его не знаем»

Принц задрал юбку ее легкого полупрозрачного платья, и его пальцы жадно и жестко вошли в ее мягкое, раскрытое и влажное лоно.

Эвита вскрикнула, забившись на его пальцах, и он отстранился от нее с тем, чтобы заглянуть в ее глаза и увидеть в них разливающееся удовольствие вперемешку с обжигающим стыдом.

Девушка трепетала на его руке, постанывая. Мышцы ее лона мелко сокращались в такт приятным спазмам возбуждения.

— Жду, — выдохнул принц. — Через два часа. В Алой башне.

Алое шелковое платье отыскалось на самом дне сундука.

Оно и алый шаперон, плащ с капюшоном.

Ткани пылали, словно пожар. Словно самая яркая кровь, и Эвита почему-то почувствовала невероятное волнение, когда коснулась этих вещей.

«Королевские реликвии, — подумала она, разглаживая ладонью пахнущие травами и нотками старинных духов ткани. — Королевы в них принимали корону… и отдавали честь и любовь, каждая своему королю».

Пока Виола спала, Эвита наскоро переоделась, пригладила щеткой распущенные волосы.

Алое платье чувственно обняло ее тело, шелка приятно прильнули к коже.

Служанки, посматривающие за приготовлениями своей новой госпожи, выглядели немного испуганными и взволнованными.

Они помогли Эвите надеть плащ, зажгли фонарик с рубиновыми стеклами. И когда она встала у порога, готовая выйти, обе девушки присели в почтительном реверансе.

— Доброго пути, ваше величество.

Эвита вздрогнула.

Она хотела возразить им. Но потом вспомнила, зачем применялись эти одежды и промолчала.

«Да, они думают, что принц выбрал меня своей возлюбленной, — горько подумала она.

— Зачем им объяснять, что это не так?»

Она толкнула дверь, и пятно алого света легло на пол, расцветило стены замкового, коридора.

Сложенные из серого камня, те словно расцвели. Эвита будто бы очутилась в осеннем кленовом лесу, ветер в котором расшвырял листья.

Изображения кленовых листьев было повсюду, на потолке, на полу, на стенах Девушка, освещая себе путь, словно брела по коридору, сплетенному из стволов осенних багряных деревьев.

Алая дорога сверкала каплями драгоценностей и ложилась ей под ноги. Листья танцевали над ее головой, и Эвите чудилось, что она видит серое осеннее небо над головой.

Время от времени ей встречались люди, снующие туда-сюда слуги и вельможи.

Но одни не замечали ее совершенно и обходили, сторонясь алого света ее фонарика, будто чуя опасность или сторонясь огня.

Другие же, увидев, вставали, остолбенев, а затем, опомнившись, преклоняли колено и склоняли перед ней голову.

— Доброго пути, ваше величество.

Эвита искусала себе все губы от волнения.

«Интересно, они понимают, кто я или думают, что перед ними призрак королевы древности? — думала она, принимая поклоны, полные уважения и благоговения. —

Наверное, думают, что призрак. Иначе не называли бы меня королевой. Короля в этом замке нет так откуда 6 взяться новой королеве?»

А старая королева словно почуяла что-то неладное.

Виноват ли в том свет волшебного фонаря или запах розового масла, исходящий от него, но старуха выбралась из своих покоев и заметалась по коридору, размахивая факелом, как безумная.

— Кто здесь? Кто здесь? — выкрикивала она, тыча факелом в темные стены.

Слуги, следующие за ней, пытались удержать ее и выхватить факел из ее рук, чтобы она, чего доброго, не подожгла замок.

Но она словно с ума сошла; словно ослепла — алый свет был повсюду, а ослепленной операцией старухе казалось, что она находится в кромешной темноте, которую и свет факела не может разогнать.

— Я вижу, вижу тебя! — пугала старуха, вопя и тыча факелом во все стороны.

Но на самом деле она не видела.

Трясущаяся от страха Эвита поняла это, когда королева с воплем повернулась к ней спиной и махнула факелом туда, где Эвиты и не было.

— Я найду тебя! — шептала старуха, сжимая побелевшими пальцами чадящее дерево. —

Я пройду за тобой. Я разорю ваше поганое гнездо!

В ее хриплом голосе тесно переплелись ненависть, зависть и отчаяние. Звенели слезы искреннего горя и утраты. То, что сейчас испытывала эта женщина, называлось одним безжалостным словом — никогда Король не любил свою королеву.

Он не водил ее зачарованной алой осенней тропой туда, куда сейчас шла Эвита.