побелевшими пальцами. На скулах ходуном ходили желваки. Злился? На меня? А за что, интересно спросить? За то, что не растеклась лужицей у его ног сразу после того, как он об этом попросил! Или хотя бы после того, как начал угрожать увольнением? Серьезно? Нет, неужели на свете и правда существуют такие люди, считающие, что могут сделать что угодно и им все сойдет с рук? Что они всегда будут по щелчку пальцев получать желаемое? Ну, поигрался он со мной шесть лет назад, а потом взял и бросил, небрежно обронив “прости”, а через пять минут женился на другой, а теперь зачем-то захотел поиграться снова, что такого-то? Почему это я вдруг против? Какое имею право, учитывая что он аж целый Богдан Тарновский? Да я счастлива должна быть, что он снова снизошел до меня, девушки не своего круга!

Хотя, а с чего вдруг Тарновскому считать иначе? Парень с золотой ложкой во рту родился. С самого детства у его ног было абсолютно все. Что хотел — получал. А если по каким-то причинам не мог, то особо и не пытался. Зачем напрягаться? Даже ради мечты. Что до меня… В общем-то и меня он получил тогда особо не напрягаясь.

Семь лет назад

Салон “Камаро” был из черной кожи. Именно из кожи, а не из заменителя, как у того же маминого Ричарда. Заменитель не может так пахнуть. По-особенному. Дорого. Дерзко. Последнего добавлял аромат парфюма Дана, который витал в воздухе салона. Эту смесь хотелось вдыхать снова и снова.

От слов Дана все сладко млело внутри, а губы то и дело растягивались в блаженной улыбке. Я как могла пыталась принять невозмутимый вид, но получалось так себе. Хорошо, что Дан, управляя машиной, смотрел по большей части то на дорогу, то в зеркала. А я украдкой посматривала на него. Любовалась гордым профилем, квадратным подбородком. Тем, как уверенно и расслабленно он ведет машину, как играют точеные мышцы его широких плечей под хлопком рубашки.

Время от времени солнечные лучи отбивались от массивного корпуса часов на его правом запястье, привлекая к ним внимание. Очень красивые и очевидно дорогие. Я присмотрелась к надписи на циферблате. “Картье”. Эта надпись ни о чем мне не говорила.

Через некоторое время мы приехали на набережную. Припарковавшись, Дан вышел из машины и открыл дверь для меня. Протянул руку и я взялась за нее. А когда выбралась на улицу, он не отпустил. Вместо этого переплел наши пальцы и повел по тенистой дорожке к причалу. Точнее, к находившемуся прямо на воде ресторанчику.

— Добрый день, Богдан Сергеевич, — с улыбкой на все тридцать два поздоровалась с Даном администратор. — Прошу за мной.

И, покачивая крутыми бедрами, обтянутыми бежевой юбкой-карандашом, углубилась в ресторан. Я мазнула взглядом по лицу Дана. Он смотрел мимо нее. В зал, в окна, выходящие на летнюю террасу, на меня. Чаще всего на меня. И смотрел так, что я смущалась.

Я. Взрослая девушка, у которой уже были мужчины, смущалась как подросток от одного лишь взгляда.

— На летней террасе пока что жарко, — объявила администратор, — так что предлагаю разместиться здесь.

Столик, на который она указывала, стоял особняком от остальных прямо возле стеклянной стены за которой открывался просто замечательный вид на речку. Солнечные лучи серебрили легкую рябь воды, возникающую от слабого ветерка. По ней проносились скутеры, медленно проплывали туристические катера.

Дан галантно отодвинул мне стул и помог присесть. Такой жест я раньше только в кино видела, потому присесть вышло явно неуклюже. Нам принесли меню. Увидев цены на блюда, я чуть не присвистнула. Конечно я и сама работала в отнюдь не дешевом заведении, однако цены там не шли ни в какое сравнение со здешними. Ну и что делать? Заказать просто кофе? Нет, это будет выглядеть смешно и убого. Выбрав легкий салат и к нему лимонад, я озвучила Дану названия.

Ожидая заказ мы разговорились. Начали с простого — с жарищи, в которой варилась столица, а потом как-то незаметно перешли на личное. Дан рассказал мне об отце. Тот был крупным бизнесменом, всю свою жизнь посвятившим работе. Говорил с гордостью, но и с какой-то обидой. Еще из детства, в котором, нетрудно догадаться, испытывал нехватку отцовского внимания и страдал от его излишней строгости. В последнем я Дана хорошо понимала. Ведь так хочется, чтобы папа — один из двоих самых близких людей — понимал тебя и поддерживал, а не навязывал свое видение твое будущего. Мама Дана была хозяйкой одного из самых лучших салонов красоты в столице и всю себя отдавала любимому делу так же, как и воспитанию детей. Дана и его младшей сестры Стефании, которой сейчас было четырнадцать лет. Оказывается, у нас обоих есть младшие сестры, только у Дана с его разница аж целых пятнадцать лет.

Восхищение, с которым Дан говорил о маме импонировало мне. Хотелось тоже как она. Встретить свою любовь, выйти замуж, найти любимое дело и обрести возможность заниматься им, успевая при этом быть хорошей мамой их детям. Ну и пронести любовь через многие годы. Через всю оставшуюся жизнь.

Дан не только говорил о себе, но и с интересом расспрашивал обо мне. И я рассказывала, лишь мельком касаясь неприятных моментов вроде развода родителей и того, насколько невыносимым стал после него папа. Не хотелось рисовать унылую картинку, особенно после той, что создалась в голове после рассказа Дана.

Еда была очень вкусной. А поскольку из-за жары я сегодня практически ничего не ела, здесь, в прохладе, аппетит разыгрался с просто неимоверной силой. Но я сдерживала себя и ела медленно и красиво.

Время летело незаметно. День клонился к вечеру и становилось немного прохладней, особенно возле воды. Расплатившись по счету, Дан взял меня за руку и повел гулять по набережной. По ступенькам мы спустились к самой кромке воды и медленно пошли по каменным плитам, уложенным возле нее. Народу почти не было. Так, небольшая группа подростков сидели скрестив ноги и ели пиццу, запивая колой и несколько парочек прохаживались, как и мы.

Солнце садилось. И воды реки окрашивались розовым. Остановишись, мы принялись смотреть как золотистый диск медленно исчезает с разноцветного неба за гладью воды. Легкий ветерок теребил мои волосы. Было так тихо, что я, кажется, слышала как заколотилось сердце, когда Дан медленно обнял меня за талию со спины и привлек к своей твердой груди. Я замерла, не дыша. Ладошки вспотели и во рту пересохло, словно меня впервые обнял мужчина.