– Рустам, скоро?

– Скоро, – он загадочно улыбался и помешивал свое варево длинной ложкой.

Татары всегда загадочно улыбаются, когда мутят свой плов. Я знаю эту методику, им по барабану покушать, им просто нравится томить морковку и помешивать. Они делают это важно, стараются, чтоб шипело подольше, чтоб дымок погуще – это татарам нравится, а народ покормить – дело десятое.

Татарин улыбался и помешивал, а гости надрывались:

– Скоро?

И Шимшон с Ашотом спрашивали Лерочку:

– Скоро?

И он мне звякнул: «Девочка моя… Ты скоро? Подъезжаешь уже?!». У Леры схватило горло, он прошептал: «Милая, передай водителю трубку». Отдал свой телефон Шимшону, сам не смог дорогу объяснить.

– Встречай, – Шимшон начал мерзко хрустеть пальцами.

– Сбежишь, может, пока не поздно? – подмигнул Ашот. – А мы тут сами… разберемся.

– Ох, что ж я вытворяю… – Лерочка вздохнул.

Такси остановилось на парковке за рекламным щитом. Человек, похожий на страницу из гербария, вышел на дорогу. Это был Шимшон. Дед хмыкнул разочарованно:

– Это твой мужчина?

– Нет… – Я отвечала медленно, как будто мне вкололи ледокаин. – Это его друг.

Дед передал Шимшону мой чемодан. Гаркнул со злостью на его открытый бумажник: «Все оплачено», – и сунул мне визитку. Расстроился, хотелось этому арабу посмотреть, что там за еврей такой, из-за которого дрожали мои ручки.

А ручки снова задрожали. Я забыла поздороваться с Шимшоном.

– Где Лера? – я спросила.

– Лера там, – он показал за рекламный щит.

Не помню, совсем не помню, что на том щите было нарисовано. Я стояла на месте. Скомкала свой платок, затолкала его в маленькую сумку. Шимшон рассматривал меня, как все они тут, маньяки, рентгеном, с головы до ног. Потом подошел с моим чемоданом к своей машине, хлопнул себя по карману: «Ой, ключи забыл», – и поскакал к столику, с докладом.

– Ну как? – у него спросили.

Он показал:

– Во!

Я вынырнула из-за щита и пошла на Лерочку, как танк, не глядя под ноги. Мне нужен был его взгляд, первый, самый настоящий. Я знала, Лера блефовать умеет, и в картишки ему везет, но когда он пугается, ему не хватает всего пары секунд, чтобы прикрыться. Я хотела застать его в эти две секунды, когда он настоящий.

Лера вздрогнул, когда меня увидел. Плечи поднялись и опустились. Губы сделали удивленное: «Ах!». Голова повернулась набок. Руки упали. Он откинулся в кресле и съехал по спинке. Лера плавился. Глаза у него горели, как у ребенка, и никакой похоти в них не было. Секунды четыре, может быть восемь, они так горели, но мне хватило, чтобы понять – я его угадала. Себе нужно верить, и я всегда знала: Лера живой, никакой он не глюк, не проекция моих желаний. Когда я наклонилась целовать, он поднял ко мне лицо и пропел таким смешным тоненьким голосочком:

– Ирочка моя приехала…

Никто не умеет целовать, как Лера. Никто. Все мямлят, слюнявят, кусают… А Лера целует, как будто бросает на волны – плыви, зайка! У Лерочки сладкие губы, горячие и сильные. Я боюсь вспоминать, накрывает с головой.

В машине он меня целовал, на заднем сиденье. Жадно, взасос, язычком за язык, как две змейки. Я вздохнуть не могла, я сама не знала, что меня еще никогда не целовали по-взрослому. Дождалась я счастьица.

Я обняла его ножкой и залезла к нему под рубашку… Нежный, теплый Лерочка под рубашкой. Он взял мою руку, положил себе на джинсы. Хвалился, на ушко шептал: «Я сейчас тебя скушаю…».

Хорошо, что гостиница была недалеко.

Таксист рулил, широко расставив локти, как будто у него в спине торчал осиновый кол. Он спросил, не оборачиваясь:

– Куда вас везти?

– В «Майами», – Лерочка удивленно приподнял бровь.

В «Майами» везти нас, куда же еще? Пора бы запомнить. Привык Лера к «Майами», удобно ему. Возле работы, рядом с домом. Тихое местечко, все насквозь пропахло ванилью. Напротив китайский ресторанчик, там рыбку хорошо готовят, креветочки бузуют в кислом соусе. В «Майами» Лера встречался с этой черненькой, которая с челочкой. И с беленькой, которая с хвостиком. И с негритяночкой, и с китаяночкой, и с папуасочкой… Нечасто, нечасто. Разочка три в месяц.

– В «Майами»? – Таксиста заклинило. – «И ее в «Майами»?

Я сжала руку у Лерочки на джинсах, и в губы его, сама, как научил. По фигу, я не капризная. Везите в «Майами».

В этом номере Лера еще не был. Зачем ему две комнаты на несколько часов? Он глазами по стенам пробежал:

– Тебе нравится, зайка?

Ну, я же сказала: мне по фигу. Кофейные там стены – не кофейные, какая мне разница? Все нормально – окно на море, телек на стене и светильники по углам красными высокими колпаками. Кровать большая, самое главное.

Лера слушал, как льется вода. Он стянул покрывало с постели. Белый лен ладонью погладил. Снял часы, браслетом щелкнул. Положил на трюмо. Пуговицы расстегивал на рубашке, медленно расстегивал, одну за другой.

Я поливала себя тепленькой, чтобы успокоиться. Реал ведь! Реал! Наш первый реал после вирта. Я опять испугалась, что не получится – появится тело, а Лера исчезнет. Да, я смогу его трогать, но не услышу. А потому что реальный человек всегда прячет себя виртуального. Да что там прячет, реальный человек и не знаком с самим собой, виртуальным.

Я вышла голая, показалась сразу вся. Руки подняла, покрутилась.

– Смотри, – говорю, – я почти ничего не приврала…

Лерочка глаза опустил. Да, опустил глаза, старый развратник, как будто не видел меня раньше, как будто все мои фото были не мои, как будто первый раз я перед ним разделась. Он сам удивился: «Я глаза опустил?» – и кинулся на меня. Накрыл всем телом, раньше печатал «накрыл тебя всем телом», а теперь по-настоящему накрыл. Губами хватался за ушко, за шейку, сосочек ловил… Он был еще в джинсах. Он их снимал на ходу, висел надо мной, расстегивал молнию.

– …а я приврал… – спешили пальцы, – про размер…

– Знаю… – я села на коленки, – дай поцеловать.

Я очень хотела. Да, я хотела пройтись языком по нежному краю, и в ручке держать и смотреть … и… я хотела узнать настоящего Леру, Леру в объеме, Леру со звуком, Леру с запахом, теплого Леру. А он, сумасшедший, еврейская жопа, подмял под себя, не хотел больше ждать.

– Хочу в тебя! – он хрипел. – Срочно! Ирочка, хочу сразу весь в тебя…

«Ирочка», «срочно», «хочу» – вслух звучит точно так же, как я представляла, но я не успела распробовать. Лера меня закружил, зализал, бегом от коленки по бедру языком и носом в меня. Он взял за ножки, гладил пальцы, быстро, быстро целовал их, как конфеты, лак вишневый лизнул и к щеке прижал мои лапки. Он закинул мои ноги к себе на плечи и влетел… И я ловила каждым нервом его проникновение. Да! Я маньячка, да, сумасшедшая. Я прилетела к Лерочке в постель. Я приперлась в Израиль, потому что хотела только одного – чтобы Лера вогнал мне в реале.