Почему? Какие мотивы у моих помощников? У Одессита, давно не мальчика, все еще гулял ветер в голове. И он как член стаи готов порвать глотку любому, а то и сложить голову именно за своих, а не за высокую идею. С Петлюровцем все по-другому. Он в первый же наш разговор объявил со всей ответственностью:

– Я не завербованный враг, которого ОГПУ держит на коротком поводке и заставляет работать. Я идейный. И за идею готов жизнь положить.

– Что за идея? – поинтересовался я. На стойкого большевика он никак не тянул.

– Власть. Я за крепкую власть. А тут большевикам соперников нет. И еще – я всей душой ненавижу украинский национализм. И сделаю все, чтобы он не разгулялся на этой земле.

Он бы одержим данной идеей. Это его так травмировала служба на Украинскую Народную Республику и на Петлюру.

Я выпил небольшой наперсток самогона. Спиртным не увлекаюсь. Петлюровец тоже к нему равнодушен. А Одессит счастлив иногда напиться до свинячьего визга. Сейчас и намеревался сделать это, накатив себе полный стакан, но я его остановил:

– Сперва на трезвую голову обсудим дела наши земные.

Нужно было составить общую картину происшедшего. Каждый видел только свою часть батального полотна, и теперь их надо было объединить.

То, что предводителем восстания было затеяно освобождение польского резидента по кличке Шляхтич, – об этом узнал Петлюровец от своего бывшего сослуживца из «гвардейцев» Коновода, что стоило ему любимых часов и жбана самогона. А потом Одессит был отправлен мной с заданием выйти на связь с кураторами и сообщить о готовящейся акции. Он успел это сделать вовремя, так что «гвардейцев кардинала», то есть Коновода, в Никольске ждали с распростертыми объятиями. Их аккуратно ликвидировали еще на подходе к городу. А вот что все восстание было посвящено исключительно одной этой цели – это стало для моих друзей откровением.

– И такая буза лишь для того, чтобы польского агента вытянуть из камеры? Нет, я конечно, знал, что Коновод дурак. Но что он дурак такого величественного масштаба, даже не надеялся, – всплеснул руками Одессит.

– И кончил как дурак, – кивнул я. – Угодил в западню.

Во время наших мытарств по степи мне чудом удалось установить контакт с руководством. И мне приказали попытаться вытянуть повстанцев на Сестробабово. Восстание уже прилично утомило и Москву, и руководство республики. С ним пора было кончать, лучше одним ударом.

– И как тебе удалось Коновода убедить идти в западню? – заинтересовался Петлюровец.

– Так пути всего два было – на Сестробабово и Кленово. И стоял над картой Коновод как буриданов осел, не зная, что сожрать. Тут я и использовал старый трюк в отношении украинцев.

– Это какой? – с интересом посмотрел на меня Одессит. – На сало подманил?

– Если бы! Есть такой анекдотец. Хохол здоровье потерял, нищий, больной, жена ушла, дети не любят. Он встречает попа и говорит: «А это ты виноват!» – «Почему? Я же тебе всегда говорил: не пей, не блуди, работай усердно». – «Вот именно. Знал же, гад такой, что я назло тебе все наоборот сделаю!»

– Ой, не могу. Назло! – Одессит, хохоча, забил ладонью по столу, так что стакан подпрыгнул.

– Когда я предложил Кленово, он и выбрал из упрямства Сестробабово… Вот сколько живу, этот трюк всегда с хохлами срабатывал.

Посмеялись. Потом Петлюровец посерьезнел:

– У нас на руках Батько. Он в святом неведении, что стоит сейчас на довольствии ОГПУ. И что нам с ним делать?

– А это как наш бриллиантовый начальник скажет. – Одессит снова потянулся к стакану. – Прикажут рыбам на корм – пожалуйста. В местное ОГПУ сдать – да запросто. Или в Польшу отправить. Что изволите?

– Пока ничего, – отозвался я задумчиво.

Были у меня идеи. Но пока еще Батько не настолько мне доверяет, чтобы кидаться со мной к черту в пекло. Все же вопросы у него остались по гибели Коновода, о деталях которой он знает лишь с моих слов.

Да и вообще, не мне решать. Пусть Инициатор думает. У Петра Петровича Петрова голова большая…

Глава 4

Меня растолкали ночью – аккуратно, но настойчиво. Застонав горестно и продрав глаза, в свете керосиновой лампы я увидел Михайлова, из ближайших подручных уехавшего по делам в город председателя артели. Теперь он отвечал здесь за все.

– Вставай, Александр Сергеевич, – теребил он меня за плечо. – Кажись, ЧК по нашу душеньку пожаловало.

У меня сон, как карточный домик от чиха носорога, сдуло. Я аж подпрыгнул:

– С чего решил?

– Секретики в лесочке выставляем обычненько. Вот и увидели посторонних. Высматривают они. Разведывают, сучьи дети. Неймется иродам.

Я встряхнул головой, окончательно прогоняя сон. ЧК пожаловало. Вот только моих коллег нам сейчас и не хватало.

Мы вышли из дома. И двинулись в сторону лесопосадок и оврага, где были организованы дозоры и заслоны.

Председатель артели Шиша, в бытность свою командир пехотной роты на германской войне, дело свое знал добре. Не только выдрессировал и привел в боевую готовность свое воинство, но и заставлял тянуть службу, чтобы незаметно никто не подобрался к логову. Думаю, большинство этих людей с трудом осознавали, за что такие военные строгости терпят. Предполагали, что за свободную Украину. Или за Польшу. Это неважно. Фанатиков каких-то идей здесь не держали. Все строилось очень просто, по феодальному принципу. У местных был свой сюзерен – артельщик Шиша. У того же, в свою очередь, свой – Инициатор. И так до самого верха. Но сюзерен моего сюзерена не мой сюзерен, так что куда тянется вертикаль подчинения – всем было плевать. Главное, что председатель приказал. А приказывал он тщательно нести службу, засекать чужих на подходе, ну а дальше – как получится. Можно и прикопать кого. Можно договориться. А можно и в бега податься всем скопом, если совсем припрет.

Михайлов знал местность как свои пять пальцев и указывал, куда нужно идти. Пока что продвигались мы успешно, не создавая лишнего шума. Двигаться бесшумно по лесу – большое искусство. Я это умею. У проводника получалось похуже, но вполне терпимо.

Пролезли мы по склону оврага. Попрыгали по кочкам. Темнота, бурелом, если бы не Михайлов, я бы все ноги переломал.

В жестком и цепляющем одежду кустарнике нас ждал пацан лет четырнадцати.

– Там один, – шепотом принялся объяснять он, показывая рукой. – Еще двое – там.

– Присмотрятся, – едва слышно проговорил Михайлов. – Потом основные силы подтянут, и вперед. Линять вам надо, Александр Сергеич. Мы-то отбрешемся. С нас взятки гладки. А на вас охота по всей республике идет.

– Охота, когда охота, – прошептал я задумчиво, прикидывая расстановку фигур на доске,