был мастеровой в синей рабочей робе. Даже руки теперь были мозолистые и изъеденные маслами – не упрекнешь, что интеллигент прикрывается высоким именем пролетария. И, как всегда, он был незаметен. Растворится в толпе, никто его никогда и не вспомнит.

– Устраивайтесь поудобнее, в ногах правды нет, – кивнул на табуретку Петр Петрович. – Докладывайте.

Лично виделись мы еще до эпопеи с мятежом Коновода. Потом я ограничивался лишь связью через «почтовый ящик» и посыльных. А сказать мне было много что, в результате доклад затянулся надолго.

Инициатор слушал очень внимательно. Изредка задавал наводящие вопросы. И что-то черкал в блокнот быстро и споро, как стенографистка.

– Ну, картина прояснилась, – подытожил он. – И заиграла новыми красками… У меня тоже кое-какие достижения. Помните Нечитайло?

– Коренизатора из рабочей инспекции? Которого мы на проселочной дороге исполнили?

– Он еще пел соловушкой и явку польской разведки наколол.

– Да уж не забуду. Каждый фигурант у меня по ночам перед глазами встает. Спать не могу.

– Довольно нежностей, Александр Сергеевич. Чай не барышня… Так вот, он не соврал. Явка в Харькове настоящая.

– Прихлопнули мерзавцев? – оживился я.

– Александр Сергеевич, учитесь искать изящные, а не прямолинейные решения. Выявленная явка противника – это мечта любого контрразведчика. Их не трогают. Их лелеют. И ждут, когда использовать с наибольшим разрушительным для врага эффектом.

– Да все понимаю. И изживаю из себя рвущегося в атаку солдата.

– Взяли мы ее под контроль. Осторожненько так, ненавязчиво, чтобы не спугнуть. Ну, как умеем. И тут настало время чудесных открытий.

– Большая рыба заплывала?

– Есть такое. И мы подумаем, как эту рыбу включить в нашу агентурную разработку. Но, что самое интересное, засветился там в свое время по случаю человек, весьма похожий по приметам на вашего Шляхтича.

– Шляхтич. Случайно засветился случайный человек, потом случайно арестованный, – усмехнулся я.

– В общем, работа Коновода и этого Шляхтича на польскую разведку считается доказанной. А по ситуации в целом… Везучий вы, Александр Сергеевич. Возникший расклад – это большая удача и широкие перспективы. Мы вплотную подошли к тому, ради чего все затевалось. Наш пропуск к руководству «Комитета Свободной Украины» и в польскую разведку – это Шляхтич. Недаром же его освобождением так озаботились на той стороне. Видать, карась крупный.

– И так по-глупому попасться.

Влетел резидент действительно по-дурацки. Проживал он по документам некоего Комарницкого Ивана Павловича, из мещан. Но однажды добрые люди опознали его как Збышека Вуйтовича, бывшего ответственного работника промышленного ведомства канувшей в Лету Украинской Народной Республики, кем он и был на самом деле. Доложили куда надо. Там, где надо, сориентировались быстро и от греха подальше резидента спрятали в кутузку до разбирательства и приговора.

В принципе такие истории случались сплошь и рядом. Значительная часть населения страны жила под чужими именами, с выдуманными биографиями и криво выправленными документами. Боялись люди ответственности за какие-то прошлые грешки. Или просто меняли свое социальное положение с «дворянин» на «выходец из рабочих, крестьян, мещан» – все лучше, чем голубая кровь с ее проблемами из-за происхождения. Одно время за такое даже под суд не отдавали, обычно после недолгого разбирательства отпускали, если не было выявлено вражеских намерений. Но сейчас, в связи с обострением классовой борьбы, гайки закручивали. И светили бывшему дворянину годик-другой принудительных работ.

Сперва эту проблему можно было решить довольно просто. Дать понимающему чиновнику мзду – на Украине такое сплошь и рядом, что при царе-батюшке, что при Советах. Так бы подручные Коновода и сделали. Однако появилось одно но. Заинтересовались польским дворянином в Харькове. И было дано указание: «держать под замком, не пущать до прибытия из Харькова уполномоченного ОГПУ». А это уже серьезно, тут взяткой не решишь. Вот и постановил Коновод отбивать Шляхтича силой.

– Надо этого Вуйтовича вербовать, – предложил я. – Он же в наших руках. Никуда не денется.

– Не сработает, – возразил Петр Петрович. – Как только появится возможность, соскочит моментально… Надо его освобождать. Как Коновод и завещал перед смертью.

– Ну да, уважим последнюю просьбу душегуба, – хмыкнул я. – А что мешает просто отпустить его? Мол, иди родимый.

– Вы серьезно? После того, как им заинтересовались в Харькове? Он сразу поймет, что с ним играют. Да и освободить должен лично Указчик. Силовым путем. С помпой и шумом. Чтобы ни у кого и тени сомнения не возникло в его преданности.

– И что, перебьем своих? – поинтересовался я. – Чтобы дать свободу вражьей душонке?

– Не вражьей душонке, а важнейшему источнику информации. А перебьем не перебьем… Вы же у нас дока в этих делах. Вот и думайте, как малой кровью обойтись.

Все интереснее и интереснее у меня жизнь. Партийцев к стенке ставлю, а иностранных шпионов с боем освобождаю. Расскажи мне такое кто-нибудь год назад, не пожалел бы времени, вызвал бы карету скорой психиатрической помощи. Но тут и самому недолго в скорбный дом загреметь. Хотя хуже, чем есть, мне там не будет… Ладно, это все лирика и поэзия. А в грубом реализме не отвертишься. Задача операции должна быть выполнена любой ценой.

– А если вместе с местными чекистами комбинацию какую хитрую закрутить? – спросил я.

– И расшифроваться? Александр Сергеевич, это Украина. Тут информация течет что вода в саду из дырявого шланга – во все стороны.

И правда. Будь мы в России, вообще бы проблем не возникло. Состряпали бы комбинацию, привлекли к ней кого надо. Но здесь у меня было ощущение, что мы на чужой территории. Будто заброшен не на советскую Украину, а в тыл врага. Потому как тебя тут мог продать любой – партработник, сотрудник ОГПУ. Значит, автоматически освобождение становилось не театральной постановкой, а настоящей боевой операцией.

– Хотя бы как-то подыграть мне можно? Задача-то сложная, – произнес я.

– Предлагайте…

Глава 6

Вернувшись в артель со встречи, я расписал ситуацию моим ближайшим помощникам и довел боевую задачу. Петлюровец воспринял известие достаточно кисло:

– Лучше бы его пристрелить, песью кровь. И дело с концом.

Одессит же довольно залыбился:

– Да что там! Сделаем в лучшем виде! Нам что за советскую власть кипишевать, что против – все в удовольствие!

На миг он замялся, увидев, как я недобро прищурился.

– Но против так, чтобы в итоге все равно за вышло, – тут же поправился он. – Вот так моя сознательность говорит…

До Никольска решили добираться поодиночке, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Мои помощники убыли на пару дней раньше, чтобы присмотреться к обстановке. А потом намылился в дорогу и я. И вот теперь у нас встреча, на которую я двигаюсь целеустремленно и неумолимо.

На Никольском городском рынке было многолюдно, но как-то нище. Цены