знак приветствия ей головой. Людка присела на стул возле Анфиски. Та держала в руке листок с текстом новой песни и тихонько напевала. Людка попыталась сосредоточиться, но не смогла. Она смотрела на друзей и не видела их. Сердце ее колотилось, лицо горело, мысли путались. Нет, она сегодня не может петь! Девушка сорвалась с места и выбежала из комнаты, где звучала музыка.

Львиц на прежнем месте уже не было. Никитина слетела со ступенек и понеслась домой к Лариске.

«Бескоровайная должна знать, почему Сашка не пришел на свидание: она всегда обо всем знает! — решила девушка. — Она сегодня не на смене, она дома, она мне все расскажет!»

Только Лариска на звук звонка открыла дверь, как Людка проскочила в квартиру и в нетерпении, не в силах сдерживать огорчение и боль, закричала:

— Бескоровайная! Немедленно рассказывай, что ты знаешь!

— Ты чего, белены объелась? Орешь как ненормальная! — опешила подруга, хотя уже обо все догадалась. — Сначала сядь!

— Не сяду! Говори!

— Не сядешь, не скажу! — твердо сказала Лариска.

Людка шлепнулась на жесткое сидение табуретки, затем устремила горящий взгляд на подругу:

— С кем был Сашка вечером, накануне отъезда? Я тебе говорила, что он был с родителями. Но эти выдры, Рахмонова, Свиридова и Когут, высмеяли меня. Они намекали, что он был со Свиридовой. Это так? Рассказывай все как есть!

— Я испекла пирог. Давай мы с тобой попьем чаю и поговорим. Хорошо? — доставая из шкафчика чашки, внешне спокойная, сказала хозяйка. Людка, еще пылая гневом и обидой, отхлебнула горячий напиток и пытливо уставилась в лицо подруги.

— Сашка, действительно, не отмечал свой отъезд с родителями: они ушли в гости к друзьям, — медленно, глядя в чашку с дымящимся напитком, заговорила Лариска. — Он был в квартире с Кимом Алешкой. Тот притащил в Сашкин дом Свиридову и Когут, и пацаны провели с девками вечер.

— Откуда ты знаешь?

Лариска подняла глаза, в которых светилась решимость продолжить нелегкий откровенный разговор.

— Алешка поделился секретом с Юркой Подгорным. Ты же знаешь Юрку? У него ничего не держится. Столкнулась с ним на эстакаде, он мне все и выболтал.

— Почему ты молчала?

— Попробуй тебе сказать! Ты же, как Анна Каренина, бросилась бы под скорый или товарняк, а еще хуже − под наши цистерны с нефтью. Вот это была бы сенсация!

Подруга отхлебнула из чашки и, пристально глядя на Людку, продолжила:

— Ты думаешь, мне сейчас легко говорить об измене твоего Сашки? А с другой стороны? Он мужчина! Ты бы ему дала? Нет! А эта проститутка дала! Вот так!

— Боже мой, какой ужас, какой кошмар! — выдохнула Людка. — Значит, он ее обнимал, целовал, как меня? Значит, ему все равно, с кем быть? Я для него ничего не значу? А любовь? Как же без любви?

— Дура ты, Людка, дура! Любовь — это другое. Любовь — это с тобой. А со Свиридовой… сама знаешь. Мужики − они такие.

— Нет, Саша не такой! Он меня любит! Просто Катька его соблазнила, повесилась на него, — то ли защищая парня, то ли уговаривая себя, твердила Людка.

— Много ты знаешь о любви! Думаешь, если парень обратил на тебя внимание, начал за тобой ухаживать, ходил на свидание с тобой, то это любовь? — продолжала сыпать соль на свежую рану подруги Лариска. — Помнишь, как у Щипачева: «Любовь — не вздохи на скамейке и не прогулки при луне»?

— Мы нужны друг другу!

— Нужны? Может, он, кобель, только и думает, как бы тебя в постель затащить. Но не может! Ты порядочная девушка, не вертихвостка. А ему уже бабу хочется, и ничего с этим поделать нельзя. А встречаться с тобой ему в удовольствие: ты же своему кавалеру и стихи почитаешь, и споешь, и целоваться горазда. Только этого парням маловато.

— Нет, нет, это неправда! — И полились слезы.

Через мгновение уже ревели обе. О чем печалились юные особы? Каждая о своем. Людка о том, что уже второй караулбазарский парень предал ее. Эгоистичному Виктору нужна была покорная овечка, Сашке — распутная девка. А она не овечка и не шлюха. Она хочет настоящей любви, самозабвенной и верной, такой, что встретились раз — и навсегда, как у… Джульетты.

Лариска же страдала оттого, что Кирилл, первая и постоянная ее зазноба, женился на своей сотруднице Зойке, а не на ней, той, которая не перестает сохнуть по нему день и ночь. Да еще мать, выйдя очередной раз замуж, прихватила с собой хоть и вредную, капризную, но любимую сестру и, решив, что восемнадцатилетняя дочь без нее не пропадет, укатила в Саратов. И теперь у Лариски есть только наивная дурочка Людка, которая всегда рядом, но не может заменить любимого и семью.

Обе девушки были несчастны, и свои переживания изливали в слезах. По пути домой обессиленная Людка думала о том, почему ей так не везет в любви. И решила: «Я больше никогда не буду влюбляться! Буду работать, учиться, писать стихи. А любить — никогда!»

Вскоре от Саши пришло письмо. Людка спокойно принесла его в дом, приготовила ручку, тетрадь в линию, конверт и села за стол. Недолго думая, отложила нераспечатанное письмо в сторону, неторопливо вырвала из тетрадки листок, взяла ручку, немного помедлила и написала: «Саша! Я знаю обо всем: об угоне машины, о Свиридовой. Не пиши мне больше. Люда» Вложив сложенный вчетверо листок в новый конверт, списала с Сашиного письма адрес, затем, не распечатав полученную корреспонденцию, не читая самого текста, разорвала послание бывшего возлюбленного на мелкие кусочки и выбросила в мусорное ведро. По пути на работу письмо Рябову было отправлено в тот же день.

Глава 16

Обязательно буду счастливой

Вечный двигатель нашего существования — время — сделало свое дело: к лету от любовных страданий у Людки не осталось и следа. Это была уже прежняя Никитина — жизнерадостная, отзывчивая, своенравная, готовая к новым чувствам и отношениям. По вечерам девушка бегала в клуб. Самоотверженно отдавалась работе, результат от которой оказался очень впечатляющим: она получила статус полноценного