пока он волок меня через коридор туда, где стояла Первая. – Если б вы не разогнали этих тварей, они бы… наверное, сожрали нас? Как думаете, они едят человечину?

Тут я понял, что вовсе не хочу знать ответ на этот вопрос. И погнал дальше, пока он не успел опомниться.

– В этой темнотище мы уже не разбирали, где пол, где потолок. Стали убегать от этих чудищ и вот заблудились. А вы их там, сзади, гоняли, вот мы и…

– Дать вам совет? – перебил меня Индиго.

– Валяйте, – с интересом ответил я.

– Думайте головой, – сказал он, – а не языком.

То есть «заткнитесь»? Я спас ему жизнь и упустил ради него свой шанс на побег, а он мне – «заткнитесь»?

Я уже машинально оглянулся на Бенни и Квинт. Бенни снова держал руку на запястье.

Они сидели бок о бок позади меня. Впереди собрались Посланники, сияя разноцветными огнями. Рядом вздыхала и скрипела стена корабля, такая тонкая, что хватит одной-единственной мелкокалиберной пули. А посередине, между людьми и Посланниками, между Бенни и мной, выступал из стены один из гермозатворов. Который в случае декомпрессии отрежет нас от остального корабля.

Вот теперь картинка сложилась.

Я выдернул свою руку у Индиго, протянул к Бенни.

– Не надо!

Бенни поймал мой взгляд. И все с тем же каменным лицом поднял руку и выстрелил.

И мир раскололся.

17. Посланник Индиго и я

Меня словно раскрыло, как цветок, легкие будто взорвались. Внутренние органы чуть не размазало по полостям тонким слоем. Один бок, обращенный к умирающему солнцу, будто засунуло в духовку, а другой мгновенно промерз до состояния ледышки: если потрогать, рука прилипнет. Я был как оригами в виде птички, которая горит, разворачиваясь, из сгибов сочится кровь, а плоть обугливается, осыпается пеплом…

Что-то ударило меня в грудь, с размаху бросило на пол.

Я судорожно вдохнул, и в легкие – о чудо – хлынул воздух. Слезы брызнули из пересохших глаз, потекли по щекам. Я таращился в потолок, перед глазами плыли темные пятна.

Индиго склонился надо мной, его лицо в бликах огней было синюшным, как у трупа. Одной рукой он крепко схватил меня за воротник сзади, тот больно впился в горло. А в другой был нож, острие которого смотрело мне в сердце.

Я жадно хватал ртом воздух: чтобы заговорить, нужно было еще отдышаться. Индиго ждал, не сводя с меня сурового взгляда. Пятна перед глазами рассеялись, и я попытался жестами объяснить, что хотел помешать Бенни. Будь у меня шейное кольцо, я бы замигал светлеющими вспышками: нет, нет, нет! И с огромным усилием прошептал это вслух – на кийстромском, языке моего погибшего народа.

В темной глубине его глаз что-то неуловимо мелькнуло. Так уже было, когда он убил Лию и приставил мне нож к горлу. Вот и сейчас отвел клинок от моей груди, разжал хватку на шее.

Голова у меня бессильно запрокинулась, стукнув затылком об пол и выбив искры из глаз. Сами глаза болели, из них текли слезы, ползли по вискам в волосы.

Индиго ухватил меня за плечо и перевернул на бок. Задрал подол моей рубашки, и тут моя нервная система наконец включилась: я заорал от боли. Она была невыносимой – на боку, который оказался повернут к звезде, кожа обгорела до мяса.

На рану начало оседать, как из спрея, что-то прохладное и влажное. Там, куда оно попадало, плоть теряла чувствительность. Посланническое средство от ожогов, сообразил я, гораздо более действенное, чем наше.

Боль ослабела, а вместе с ней и последняя ниточка, удерживающая сознание. На другом боку таял иней, меня колотило от холода. Обожженные веки опустились, и я провалился, словно в яму, в гулкую темноту.

* * *

– Очнитесь.

Я открыл глаза, но по-прежнему ничего не видел. В голове вихрем пронеслось: их выжгло, я ослеп!

– Молчите и не двигайтесь.

Я узнал голос Индиго. Холодные пальцы коснулись лица, сняли что-то, прикрывающее мне веки. Я поднял их, и глаза резанули одновременно кромешная тьма и яркий луч фонарика.

Индиго и сам выглядел… противоречиво: бледное лицо, черные брови, мрачно сведенные над измазанными сажей веками. Губы были сжаты в такую жесткую линию, что она казалась нарисованной. В руке у него был бинт, его резкий медицинский запах щекотал ноздри.

Глаза жутко чесались, но уже не болели.

– Мы не одни здесь, – еле слышно предупредил Индиго.

Я зябко обхватил себя руками. Рубашка так и осталась задранной, куртка болталась на одном плече. Но, ощупав обгоревший бок, я обнаружил там только гладкую кожу, без всякого воспаления. На ощупь она была слегка резиновая, как и положено биопластырю. Грудь и живот болели так, словно меня избили, но дышать и двигаться было можно. Индиго чуть отступил, взял меня под локоть, помогая подняться. И я, одернув рубашку и как следует надев куртку, осторожно зашагал рядом с ним.

На ходу последние обрывки тумана в голове окончательно развеялись, и теперь я тоже слышал, как рядом во тьме шевелится что-то большое.

Индиго погасил фонарь.

Полная темнота, впрочем, не настала – откуда-то сзади шел слабый свет. Я обернулся, оцепенел от ужаса: в стене дыра, нас сейчас вынесет в открытый космос, и на этот раз навсегда! Прошло несколько секунд, прежде чем я сообразил: дыра действительно есть, но ее затянуло той же прозрачной пленкой, которую Посланники использовали при высадке на «Безымянный». Индиго поймал меня в вакууме, прорезал дыру в корпусе, запихнул меня внутрь, залатал дыру своей пленкой, и все это – за несколько секунд. Сквозь радужные разводы сочился слабый оранжевый свет. В каком отсеке «Безымянного» мы теперь оказались, оставалось только гадать.

Индиго пригасил свои огни, оставив еле заметное мерцание. И начал медленно, осторожно отступать, по-прежнему держа меня под локоть. То, что таилось во тьме, придвинулось ближе.

В ладонь ткнулось что-то твердое, я на ощупь узнал фонарик Индиго. Мой потерялся, когда нас вынесло в открытый космос. Послышался тихий шелест металла по дубленой коже: Посланник вынимал из ножен свой длинный нож.

Его фонарь слегка оттягивал мне руку. Если не будет выхода, вполне сойдет за дубинку, вот только, расколотив его о чей-нибудь череп, я лишусь последнего источника света, не считая огней Индиго.

Тот вдруг резко толкнул меня, и я тяжело рухнул на что-то жесткое. Оно тут же подломилось подо мной. Какая-то дряхлая полуразвалившаяся мебель, понял я. Темноту разорвало рычание, но не похожее на собачье – скорее что-то среднее между звериным рыком и человеческим воплем. Кто-то с силой вмазался в стену, что-то с грохотом разлетелось по полу. Влажно хрустнула разрубаемая кость, по ушам хлестнул крик боли. Это мог быть или Индиго, или тот… то, что бродило во тьме вокруг нас.