пусть, обычная симпатия, – она остановилась на секунду. – но на следующий день я снова вспомнила о тебе. А потом снова вспомнила. И так каждый день я вспоминала то, как мы смотрели друг на друга и общались. Как мы смеялись, глядя на кошку, гоняющую пробку от виски. И это было поистине чудесно.

– Но у тебя есть парень.

– Нет.

– А зачем ты сказала Илье, что он есть?

– Потому что ты мне нравишься, – она отвела взгляд и нервно задышала. – я сказала так, чтобы он отстал от меня, потому что я все это время хотела только встретиться с тобой.

– То есть, – я не сдержал улыбки и, недоумевая, добавил. – этот парень я?

– Ты какой-то совсем глупый, – улыбнулась она. – да!

– Ты даже не представляешь, как все сейчас перевернулось, – я обнял ее. – я тоже вспоминал тот вечер. Все и правда было чудесно.

– Правда? – она смущенно посмотрела на меня.

– Правда.

– Хи! – она моментально улыбнулась и сверкнула глазами.

Мы стояли в обнимку около минуты, пока наконец Юна не взяла меня за руку:

– Пойдем в комнату?

– С вами? Куда угодно!

Она вновь хихикнула и, взяв мою руку, быстро пошла в комнату.

Дальше все продолжалось как во сне. Повсюду были люди. Музыка рвалась наружу из небольших колонок. Разноцветные огни сменяли друг друга, подхлестывая самых скучных гостей пуститься в пляс. Сева и Илья исполняли немыслимый танец, обгоняя музыку на несколько тактов, Маша и Рита смеялись, танцуя со своими скомканными парнями. Я сидел в кресле, а Юна игриво звала меня танцевать вместе с ней. Она была необычайно пластична. Она двигалась уверенно и плавно, обозначая каждый удар барабана движением тела. Даже студент и Ваня поднялись с дивана, чтобы неуклюже переминаться с ноги на ногу. Я же оставался неподвижен, за исключением кивающей в такт головы и отстукивающего ритм пальца, бьющего по стакану с виски.

Спустя час многие начали уставать. Маша со служивым уединились в спальне, Рита повела другого парня в комнату Маши. Ваня сказал, что собирается домой, и за ним увязался студент. Когда Ваня открыл дверь, я внезапно обратился к студенту:

– Как тебя зовут хоть?

Оказалось, что мы тезки.

– Удачи на сессии. Все сдашь!

– Спасибо! – крикнул он бодро. – успехов!

Мы остались в комнате вчетвером. Музыка сменилась на более спокойную, и мы принялись разговаривать. Мы обсуждали все подряд, во многом благодаря Севе и Илье, которые меняли темы почти каждую секунду. Я совершенно забыл о своих заботах, о крыше, о неопределенности. Я снова вернулся в колею, в которой стаканы не пустеют, а опьянения не существует. Я снова был там, где мои друзья. Я сидел в комнате с девушкой, не похожей на других, робкой и влюбленной. И я сам был наполнен теплыми чувствами. Я был абсолютно трезв, и ощущал лишь прикосновение ночи, чарующей и бесконечной.

Мы сели в круг, выключив разноцветную лампу и поставив вместо нее по центру обыкновенный ночник. Так мы сидели в кругу у импровизированного костра в кромешной темноте, в одной из комнат старой двенадцатиэтажной хрущевки, и разговаривали. Сева рассказывал страшилки, основываясь на впечатлениях от ЛСД. Илья много шутил и смеясь признавался в любви Юне, говоря, что я – не то, что ей нужно. Юна заинтересованно слушала их и часто поглядывала на меня, нежно улыбаясь и будто восхищенно ожидая чего-то.

– Как вы познакомились? – вдруг спросила она.

– Я подобрал их на улице, – начал Илья. – я шел из ресторана и увидел их. Они лежали в обнимку, голые, зимой, около гей-клуба. Я не мог оставить их умирать, принес домой, накормил и напоил. Теперь они вечно носятся за мной, не знаю, как от них избавиться.

Мы с Севой ударили себя ладонями по лбу и слегка засмеялись. Юна же разразилась хохотом, который мы не могли остановить еще пару минут. Когда она успокоилась, я начал рассказывать:

– Мы с Ваней выросли в одном дворе. Потом мы разошлись по разным школам и в моей мне встретился Илюша. Сначала он совершенно не обращал на меня внимания, а потом мы каким-то образом начали частенько драться.

– Я тебя уделывал постоянно, – заметил Илья.

– Потому что ты был толстым. Это, знаешь ли, большое преимущество.

– Я не был толстым, – обиженно сказал он, зная правду.

– Так вот, – я продолжил. – наши стычки продолжались. Мы дрались на переменах, жаловались учительнице друг на друга, пачкали друг другу портфели, в общем, враждовали.

– Да. Но я об этом до сих пор сожалею, – кивнул мне Илья.

– Ваня учился в другой школе, и мне не с кем было общаться, потому что в детский сад я не ходил, – я продолжал, все больше погружаясь в путешествие по тому времени. – но к пятому классу Илья начал пытаться подружиться со мной. Постоянно извинялся и говорил, что хочет быть моим лучшим другом, наравне с Ваней, с которым мы гуляли после школы.

– Я до сих пор извиняюсь, дружище, – сказал Илья. – будешь моим лучшим другом?

– Ни за что. Впрочем, я подумаю, – я остановился. – так вот. Мы начали гулять втроем. После того, как Ваня перешел в нашу школу, Илья начал ревновать и стал все чаще предлагать мне свою дружбу. А я, наверное, держал на него обиду за «войну» в начальной школе, не знаю. Мне просто не хотелось, чтобы он был моим лучшим другом. Но гулять мы не переставали. К одиннадцатому классу даже сдружились.

– На выпускном мы были единственные, кто напился до бессознательного состояния! – воскликнул Илья.

– К слову, да. Только я и Илюша. В девятом классе мы начали гулять с большой компанией, человек тридцать там было. Среди них была и наша троица. А с Севой мы познакомились в университете, – я улыбнулся. – я сильно удивился, когда узнал, что он косвенно знаком с Ильей. Выяснилось, что мы живем в двадцати минутах езды друг от друга.

– Да, мир теснее, чем мы думаем, – добавил Сева.

– Да, есть такое. В универе мы много чего делали. Пили на парах, смеялись, вместо того, чтобы слушать лекции, ходили в общагу на вечеринки, в общем, взрослели. И где-то со второго курса мы начали общаться вчетвером. То были хорошие времена. И вот как только мы закончили с Севой университет, общение почти сошло на нет.

– Из-за чего? – спросила Юна, все время пристально вслушиваясь в каждое мое слово.

Повисла пауза. Я знал, что я просто ушел, но причин тому не было. Я понимал, что общение, бывает, просто тихо уходит на покой. Но вдруг дело было не в этом, а в том,