обводить и бить с подкруткой, я двинулся в атаку. Илья часто пользовался подкатами и успел нахватать четыре желтых карточки к концу первого тайма. По воротам мне удалось попасть раз пять, но его спасало везение. Он же до моих ворот не добрался вовсе. Впереди был второй тайм.

– Скучно вы как-то играете, – заявил Сева.

– Это тебе не три ноль, да? – отвечал Илья.

– Да хоть так, – он обратился к Ване. – пойдешь курить?

– Я же не курю.

– Так я и не про сигареты.

– А-а, понял тебя.

– Да-да, дружочек. Пойдешь?

– Можно немного.

– А вы пойдете? – обращался он уже к нам. – потом будете доигрывать навеселе.

– Я пойду! – крикнул Илья.

– А ты, юный алкоголик? – обращался Сева ко мне.

– Пойдем.

Мы вышли в подъезд. Город на стенах продолжал дышать, но жизнь постепенно уходила из него. Свет за окном тускнел, тускнел он и в городе, въевшемся в бетон. Мухи продолжали неспешно летать, но их, кажется стало значительно меньше. Приятного аппетита паукам. В воздухе витала атмосфера каникул, тех, которые мы проводили вчетвером раньше.

Покурив, мы начали нести абсолютную чушь с абсолютным осознанием этого. Это сопровождалось то странными смешками, то диким хохотом. Город погружался в спячку, открывая двери для таких, как мы. По бесконечной улице, начало которой было очерчено плинтусом, на фоне витрин и аллеи, шло четверо парней. Один довольно высокий, в светлой рубашке и джинсах. Он оборачивался и называл парня в грязных джинсах и потертой черной рубахе придурком. Вслед за ними шел высокий рыжий парень в свитере и полуспортивных штанах по щиколотку, смакуя бычок. Замыкал четверку низкий и полный парень в очках и с легкой бородкой, прокручивая на пальце ключи от квартиры. Я невольно вспомнил обложку «Abbey Road».

Вернувшись к игре, дела мои стали плохи. Илья набрался уверенности и точности в движениях. Он уже не использовал подкаты, но это не мешало ему останавливать мои атаки. Я был несобранным. Он воспользовался тем, что я бросил всех игроков на его половину поля и, в конце концов, забил мне гол:

– Ха-ха-ха! Я же говорил тебе! Учись, сынок, играть!

– Это еще не конец матча.

– Да ты все равно проиграешь!

Мы вернулись к игре. Я старался не рисковать и через пару минут вкатил ему ответный гол, после чего он был все еще весел и уверен в своей победе. Он лишь смеялся:

– Подумаешь, забил один гол. Везение никто не отменял.

Дальше игра продолжалась в том же ключе – я осторожничал, а Илья давил своим напором. И вот, наконец, девяностая минута. Угловой у его ворот. Где-то в глубине души я знал, что забью. И в ту самую секунду, когда мой игрок коснулся мяча головой, я уже начал радоваться. Илья же негодовал:

– Да как? Как?! – он выпучил глаза, глядя на хохочущих ребят. – это не честно.

– Все честно, друг мой, – с улыбкой говорил я. – ты проиграл.

– Это не честно! – он переходил с одной фразы на другую, даже не заканчивая их. – Да конечно, я за Терек играл. С нормальным клубом я бы тебя выиграл!

– Но ты проиграл.

– Ну ладно, – он вошел в азарт. – у нас еще будет реванш.

– Я подумаю.

– Нет-нет! – восклицал он. – мы сыграем!

– Ладно. А пока идем, выпьешь пива.

На кухне было тепло. Солнечный свет пробивался сквозь оранжевые шторы и оставался радостными пятнами на полу. Гора посуды величественно возвышалась над уровнем маленького грязного моря, в котором плавали диковинные звери, вроде плавленого сыра, кетчупа и макаронин. Я достал из холодильника пиво и дал его Илье:

– Держи, неудачник, за твой проигрыш.

– Спасибо, везунчик.

Я все еще пил первую бутылку. Напиваться не хотелось, и всему виной жадность алкоголя. Попадая внутрь он словно поглощает все чувства и воспоминания. Паразитирует, откусывая огромные куски ощущений, а потом покидает тело, натоптав в голове и испортив желудок. Мне же хотелось чувствовать все и не забыть ничего. Я искренне смеялся, я стыдился, я радовался. И хорошо, что это не просто проходило фоном, а укреплялось в воспоминаниях.

– Как ты сам, брат? – спрашивал Илья. – чем занимаешься, где обитаешь?

– Я не знаю, как я, друг мой. В данный момент все хорошо, но, в целом, жизнь – это какой-то цирк. А я уже повзрослел, хотя и в детстве мне было не смешно, – я закурил. – ничем особенным не занимаюсь, живу в десятке километров отсюда.

– Совсем ничем? Помню, как мы еще в школе с тобой в футбол постоянно играли, потом в баскетбол, на великах катались. Постоянно были чем-то заняты.

– Да, было дело. А сейчас я обо всем этом пишу, – я слегка вздрогнул. Я никогда не рассказывал ему о том, что пишу, потому что считал, что он воспримет это не всерьез, что он посмеется и забудет. В общем, я считал, что ему это не нужно.

– Пишешь? В смысле, как писатель? – он улыбался, готовясь к шутке.

– Да. С той оговоркой, что писатели обычно публикуются, так или иначе.

– Ого. Это серьезно, – он притих, подняв губы и скорчив одобрительную гримасу.

– Ничего серьезного.

– Ну, ты прямо пишешь повести, рассказы?

– Вроде того. Рассказы пишу.

– Понял тебя. Круто! – он закурил. – если тебе нужна будет помощь с публикацией, могу поговорить с батей. Он наверняка кого-нибудь знает из издательств.

– Да ладно тебе, кому это нужно, – я не хотел просить помощи, но эта идея давала надежду, потому как его отец был каким-то местным другом мэрии.

– Как знаешь. Если что, скажи мне, я поговорю.

– Хорошо, дружище. В случае чего, я тебе сообщу. А ты с ним нормально общаешься?

– Нет. Мы уже год не общаемся с ним вообще. Но если тебе будет нужно, я готов с ним поговорить.

– В смысле, не общаетесь? Все по той же причине?

Илья торговал наркотиками, употреблял их, а его отец лишь грозил ему пальцем и давал взятки, чтобы того не упекли в тюрьму.

– Ага. Сначала, ну ты помнишь, он меня дома закрывал, постоянно следил за мной, орал на меня вместе с мамой.

– Ну, это было оправдано. И что?

– Что-что. Он нашел 15 грамм у меня в тумбочке, наорал и выгнал из дома. Кто же знал, что я вообще туда не вернусь больше, – он потушил оставшуюся половину сигареты. – я только вещи оттуда забрал и уехал на съемную квартиру. С тех пор и не общаемся.

– К этому, в принципе, все и шло.

– Наверное, можно было что-то сделать, но я не видел таких вариантов.

– Всегда можно было. Но мы не должны винить себя