что я намеренно закрылся ото всех? Может, это я всех бросил и начал жаловаться на одиночество, не осознавая свою вину? Я начал чувствовать себя неловко, но Илья прервал паузу:

– Он вспомнил свои корни.

– Что? – спросила Юна.

– Я рассказал ему, как подобрал их около гей-клуба, и он пошел туда, искать свое прошлое. И остался там жить и работать.

– Ты иногда порешь такую чушь, – сказал Сева.

Мы улыбнулись. Все, кроме Юны, понимали, почему мы перестали общаться. И я понимал, на самом деле, только не хотел принимать свою неоправданную глупость, потому как глупость презирал. Выходит, я презираю только явную и прямую глупость. Да и ту, источник которой не я.

– Я пойду принесу нам пива, – сказала Юна.

– А я пойду разгонюсь еще и провожу даму до кухни, – он подмигнул мне и обратился к Юне. – я вас люблю, позвольте вашу руку.

Она посмотрела на меня и улыбнулась, закинув руку на плечо Ильи, как старому другу.

– Сев, ты, кстати, идешь? – остановился Илья.

– Не-не. Я сегодня все.

– Как знаешь!

Они удалились, и Сева обратился ко мне:

– Не парься.

– Да ладно тебе. Я и правда дурак.

– Я тебя понимаю. Самому иногда бывает отвратно куда-то идти. Сначала появляется апатия, начинаешь отмазываться, чтобы не идти никуда, а потом, если желание и появляется, просить о встрече уже стыдно.

– Но не на несколько же лет эта апатия растягивается.

– Тут ты прав. Но я тебя не виню. Это нормально.

– То есть, никаких обид?

– Абсолютно никаких.

– Так и быть.

Юна вернулась с кухни и раздала всем пиво. Затем она снова пошла туда и принесла гитару.

– Кто-нибудь умеет играть?

– Не поверишь, – сказал я.

– Круто! Сыграй что-нибудь.

– Я могу сыграть! – бодро ворвался в комнату Илья.

– Ты умеешь играть? – спросил я, надеясь, что мне не придется позориться, зная в душе, что придется.

– Я начал играть, когда мне было полтора года.

– В общем, понятно, играть мне, – согласился я. – что ж, давайте эту сыграю.

Я перебирал пальцами струны. Илья улыбался и попеременно смотрел то на меня, то на Юну, явно выказывая свое одобрение. Сева всматривался в пустоту и кажется думал о чем-то своем. Юна восхищенно смотрела на меня, что заставляло пальцы путаться друг с другом. Начав сбиваться все чаще, я отвел взгляд от ее огромных глаз на розовые щеки, сжавшиеся в улыбке губы, к острому аккуратному подбородку, а затем и вовсе полностью начал вглядываться в лады, по которым водил рукой. Песня лилась, и я мелодично произносил слова, дополняя их той радостью, которая искрилась у меня в душе.

Я был там, где должен быть, и с теми, кого я не заслуживал. Ведь если посмотреть, то Сева, несмотря на свои вредные привычки, был добрым малым, несчастным в своей сущности. Он никогда не предавал, и не мог этого сделать по своей природе. Да, возможно существовало слишком много вещей, на которые он плевать хотел, но вечные проблемы любви, самодостаточности и простого человеческого счастья касались и его.

Илья был самым верным моим другом. Он извинялся за свои проступки больше, чем должен был. Он доказывал свою преданность и желание дружить, как никто другой. Этот человек, которого я по своей вредности постоянно отталкивал, припоминая начальную школу. Он был безмерно зависим от чужого мнения и от людей, хоть и всем видом показывал свою неприязнь. Он был отчаянным романтиком, ищущим счастье в простых вещах, заплутавшим в темном лесу человеческих пороков.

И я был среди них. Человек, наплевавший, по собственной глупости, на их преданность. Человек, который видел только себя и свои проблемы. Я был тем, кто не увидел очевидного, и счел, что этого не существует. Тем, кого просили о помощи. И я не помог, решив, что это нарушит мои принципы. Знать бы тогда, что, нарушив эти принципы, я бы помог не только им, но и себе.

И, наконец, Юна. Это милое создание, восхитившееся чудовищем. Она пропускала мимо своего взора мои недостатки. Она жила тем единственным вечером и сейчас вновь радовалась маленькому чуду, посиделкам у воображаемого костра. Она, возможно, витала в облаках, но это было настолько беззаботно и искренне, что невозможно было не поддаться.

И я, глядя в ее глаза, думая о том, как она прекрасна, все еще был дураком. Все мысли были только о себе. Тогда я отвергал ее, потому что шел на крышу. А ведь я мог пойти туда с ней. Но я думал только о том, как решить свои проблемы, не полагаясь на помощь других. «Я должен сам решить все!» – наивно вторил себе я. Наверное, я и есть воплощение глупости. Поэтому я и не заслуживал этой компании. Впрочем, эти люди улыбались мне, пока я наигрывал какой-то лиричный мотив. А значит, я был им нужен. И на этот раз я не мог оступиться.

– Так, Хендрикс, приготовь что-нибудь драйвовое. Я пойду добью остатки и вернусь к вам, – сказал Илья.

– Там уже ничего не осталось, что ли? – спросил лукаво Сева.

– Вот сейчас ничего не останется.

– Смотрите на него! Каков герой!

– Да! Так что, я сейчас разгонюсь и будем жарить настоящий рок, понял меня? – обратился он ко мне.

– Так точно, – ответил я.

Он вернулся бодрее обычного. На его лбу выступал пот. Он неуклюже дергал ногами и дополнял свой танец конвульсивными движениями лица.

– И как ты? – заинтересованно спросил Сева.

– Огонь! – ответил Илья. – но надо подышать немного.

– Я схожу с ним, – вызвался я. – отдыхайте, ребята.

Мы вышли на балкон. За окном было пасмурно, как бывает пасмурно летними ночами. Небо уже было затянуто тучами, словно позади них не было ничего. Капли дождя выстроились в ряд на самом краю навеса, готовые ринуться навстречу земле.

– Ты простишь меня за начальную школу? – сказал Илья.

– Я тебя уже давно простил.

– Будешь моим лучшим другом? – не унимался он.

– А как же!

– Вот и хорошо. Наконец-то ты признался, – он шмыгнул. – я ведь просто хотел дружить с тобой и с Ваней. Гуляли бы вместе, играли, веселились. Втроем, как братья.

– А мы этого не делали?

– Вы – да. А я всегда был немного в стороне. Хорошо, что сейчас мы снова все здесь.

– Не могу спорить.

– Я рад, что ты вернулся, брат.

– Я тоже рад, Илюша, не представляешь, насколько.

Он улыбнулся. В небе сверкнула яркая молния, как сигнал к тому, чтобы юркие капли дождя бросились в атаку. Спустя несколько секунд капли появились. С каждой секундой их становилось все больше. И как только в