Да, там было много чёрных ребят. С Дэвидом там и познакомились. Он сказал, что — писатель. В своём Чикаго он действительно написал какую-то книжку. И вот приехал в Париж... Уж не знаю, мёдом тут, что ли, намазано? На стопятидесятилетней давности зачерствевший круассан... Работал учителем английского в колледже и жил в крохотной квартирке под лестницей.

А Лизе, видимо, захотелось экзотики. И вовремя. Потому что, когда её выгнали из «Ля Карроса», ей совершенно некуда было идти. Николя из Клиши куда-то пропал... А Дэвид схватил в охапку её и картины и пригласил к себе. Наверное, всё было не так романтично. Но выбор — опять спать на улице (начался ноябрь!) или...

* * *

«Я пыталась стать au-père22 или подработать в баре, магазине, ресторане. Везде отказывали. Без документов — никак. Либо ростом не вышла. Либо просто тупо клеили. И ещё неизвестно, что взамен. И все знакомые твердили в голос: “Выходи замуж!”

Блин, а может быть, как-нибудь без “замужа”? Можно я у вас немножко поживу? Я — маленькая, белая и пушистая!

 

22  Нянечка, живущая в семье по контракту

61

Галина Хериссон

 

А Дэвид был чёрный и гладкий. Он просто как-то позвонил и спросил, не хочу ли я сходить с ним в ресторан или в музей Помпиду, на выставку дадаистов. Дадаисты мне сразу жутко не понравились, и мы с Дэвидом после выставки всё равно пошли в ресторан. А потом купили мороженого в ночном магазинчике и пошли к нему... Так я и оказалась в квартирке под лестницей недалеко от метро “Вольтер”. Передышка в конце осени.»

* * *

«С потолка повисла как глобус бумажная люстра на опушённых пылью изгибистых проводах, отчего казалось, что это подстриженное дерево, отбрасывающее на ландшафт потолка круглую, ползущую к окну тень. Свечи погасли, растёкшись красным воском, оставив тёплый бархатный аромат. Из-за ставней выпорхнул голубь, заставив меня вздрогнуть, а потом потянуться и посмотреть из этого колодца в небо, задрав голову, открыв рот, глотнув прохладного воздуха.

В щель приоткрытых ставней можно было увидеть темноту двора, куда соседи-невидимки выносили мусор. Я как-то заглянула в наше окно оттуда. Интересно, а люди из соседних окон наверху видят, что здесь, внутри? Как я готовлю ужин или выхожу из душа в зелёной короткой маечке?

Кипящий чайник — дождь по эту сторону окна, открывавшего вид на маленькое пространство тишины, нарушаемое лишь шумом сбрасываемой бутылки. Мне было уютно в тёплом кубе единственной комнаты с выстроенной под потолком деревянной площадкой-кроватью. Здесь это называют “медзанином”. Я забралась наверх и, лёжа на покрывале с треугольными узорами,

62

НЕ ПРО ЗАЕК

 

налила чай в низкую чашку, журча тоненькой струйкой...»

* * *

Да, Лизе было здесь тепло и, если прибраться, даже уютно. Но говорить им было вместе особенно не о чем. Они слушали разную музыку, интересовались разными вещами и жили на разных концах света.

Она пыталась говорить с ним по-французски, но он сказал, что его и так достали дети в школе. Он хотел снять фильм. Она мечтала быть свободной. Он говорил про Чикаго, она — про Питер.

Он пытался ей угодить и позвал на выставку в Гран Пале. От такого не отказываются. Это вам не дадаисты. А «пресвятая венская троица»: Климт, Кокошка и Шиле! Ей было плевать, что очередь длинной часа в три на улице перед Большим дворцом. Что холодно. Что с Дэвидом в очереди скучно (и когда издали она увидела Женьку с ребятами, тут же бросилась к ним, в другой виток хвоста). Когда, наконец, вошли, было плевать, сколько стоил билет. И было плевать, сколько вокруг народу во всей этой толчее, и где там плетётся Дэвид. Он стал частью той толпы туристов, что глазела на тот самый «Поцелуй», который они все видели где-то на кружках и ковриках для мышек. А глядя на рисунки Шиле, скользили глазами по краю рамок или хихикали. Ну или в лучшем случае причмокивали, качая головами, и восклицая, насколько это круто. А Лиза просто стояла и плакала.

* * *

Однажды они пошли в турецкий ресторан. Еда была вкусной. Патрон сам обслуживал. У них там вечно семейный подряд. Работает и жена, и дядя, и кузен, и племянник. Она, конечно, спросила про работу. Но шеф

63

Галина Хериссон

 

ей ответил:

— Вы знаете, милая девушка, почему все берут на работу полячек? Они — такие крупные девицы с... — и показал на себе бюст большого объёма. — Но если вы будете голодны — заходите иногда, накормим!

Она запомнила и приходила сюда пару раз зимой, когда «совсем кранты и по два дня не жрамши...»

Лиза предлагала им расписать стену вместо большого треснутого зеркала в глубине ресторана. Патрон