– Когда ты остаешься одна в комнате, как ты доводишь себя до оргазма?

Рассудок мутнеет от удовольствия – я с трудом воспринимаю его слова. Тем не менее я понимаю, о чем он спрашивает, и по какой-то причине доверяю ему свой секрет. Но вместо того, чтобы ответить словами – на что я сейчас вряд ли способна, – я просто показываю.

Я перемещаю его руку с талии на шею, а затем сжимаю его пальцы, потому что хочу, чтобы он надавил.

С искрой в глазах он рывком прижимает меня к себе.

– Тебе нравится, когда тебя душат, детка? – с каждым толчком его бедер пальцы на моей шее сжимаются крепче. – Хочешь, чтобы я сдавливал горло, пока ты не окажешься на грани беспамятства и не увидишь перед глазами звезды?

Я чувствую, как давление усиливается, и постанываю. Глаза закатываются, и я откидываю голову. Удовольствие скользит по коже и устремляется в кровь. На самом деле, даже несмотря на мою неопытность, у меня бывают такие порывы. Ночи, когда я лежу в постели, погружаясь в фантазии в тени луны. И кончить я могу только в одном случае: задерживая дыхание, пока в легких не произойдет спазм, а в голове не потемнеет.

Может быть, это глупо – отдавать постороннему человеку контроль над чем-то столь важным, как дыхание, но по какой-то причине я ему доверяю.

– Пожалуйста, – выдавливаю я.

Он переворачивается и кладет меня на мягкий диванчик. Мое тело податливо и послушно. Джеймс нависает надо мной, как угроза в человеческом обличье, глаза его мрачнеют, пока пальцы сильнее давят на горло. Другая его рука скользит по моему телу, и я ощущаю, как внутри рассыпаются жаркие искры. Его прикосновения подобны бензину, питающему огонь в моих венах. Пальцы крадутся по подолу платья, проникают под него и начинают гладить подушечками промокшее нижнее белье. Я толкаюсь бедрами, отчаянно желая почувствовать прикосновение.

Джеймс, крепко сжимая мне шею, проникает в трусики.

– Такая мокренькая, – шепчет он, вытаскивая руку и размазывая влагу по моим приоткрытым губам.

Сердце подскакивает, а желудок сжимается так сильно, что вот-вот разорвется.

– Такое вкусное искушение, – он касается языком моего рта.

У меня дрожат ноги.

А потом его рука снова оказывается внизу. Два пальца раздвигают влажные половые губы и легко проскальзывают внутрь. Я задыхаюсь, спина выгибается от этого вторжения.

Его лицо по-прежнему рядом, губы осыпают поцелуями челюсть.

– Такая узкая. Кто-нибудь трогал тебя раньше?

Я не знаю, какой ответ он хочет услышать, но мысль о том, что он считает меня нетронутым цветком с нулевым опытом, настолько непривлекательна, что я не могу найти в себе силы солгать.

– Да, – хриплю я.

Глаза его мутнеют, пальцы судорожно сжимают горло. Его дыхание ласкает ухо и шею, вызывая мурашки вдоль моего позвоночника.

– Больше никому не позволю трогать тебя, – он входит в меня и выходит, пока большой палец медленно гладит набухший клитор. – Я очень ревнивый, Венди. И я хочу, чтобы ты была только моей.

Его слова должны были насторожить, но они лишь разжигают пламя страсти, затрудняя дыхание.

Или это хватка его руки на моей шее становится еще сильнее. Я делаю вдох – настолько глубокий, насколько она позволяет, – испытывая предчувствие, что погибну, если не кончу. У меня кружится голова, легкие требуют воздуха, а разум просит вцепиться в него ногтями и ослабить давление. Моя рука дергается, пальцы обхватывают его запястье – вены на его предплечье напрягаются под моей ладонью. Внутри влагалища все невольно сжимается.

Он давит все сильнее, в то время как клитор пульсирует и мучительно ноет, распространяя по телу мурашки. В груди стремительно нарастает жжение, темнота застилает глаза. И тут я взрываюсь: рот открывается в беззвучном крике, стенки влагалища сжимают его пальцы, как будто хотят стать с ними единым целым и больше никогда их не отпускать. Рука на шее тут же ослабевает и переходит к нежным, успокаивающим поглаживаниям. Я начинаю жадно дышать: грудь быстро вздымается, прижимаясь к его торсу.

– Хорошая девочка, – мурлычет он.

Удовлетворение течет по венам и зарывается глубоко в грудь, принося с собой тепло, уют и спокойствие. Он кладет меня и устраивается сзади, а я тем временем сворачиваюсь клубочком, пока он гладит мои волосы своей большой рукой и шепчет слова похвалы.

Я не пытаюсь говорить, даже думать о том, что только что произошло. Я не задумываюсь, почему он обращается со мной, как с любимым домашним питомцем, и какие чувства я при этом испытываю. Я просто закрываю глаза и наслаждаюсь моментом.

А когда я просыпаюсь, то оказываюсь совсем одна. И уже не на палубе.

Глава 15

Джеймс

Пока на плите закипает чайник, я держусь за столешницу и разглядываю свои руки. То, что произошло у нас с Венди, стало для меня неожиданностью. Ее податливое тело, эти мольбы перекрыть ей кислород и дрожь от моих прикосновений чуть не лишили меня рассудка.

А это неприемлемо.

Я бы с удовольствием отрицал данный факт, но не могу, ведь бороться со слабостью можно только тогда, когда ты знаешь ее в лицо. А то, что Венди стала моей слабостью, до тошноты очевидно. Особенно после того, как я перенес ее с солнечной палубы в свою каюту и наблюдал, как она спит, наслаждаясь контрастом ее темных волос на фоне бежевых простыней.

Раздраженный влиянием Венди, я смотрю на чайник. Меня бесит, что она взывает к моим низменным желаниям и выводит их на передний план, почти лишая меня рассудка.

С насмешкой я убираю чайник с конфорки и запускаю руку в волосы.

– Я бы приготовил, босс, – отзывается Сми, заходя в комнату с оставшейся после ужина посудой.

– Спасибо, в этом нет необходимости.

– Красивая девушка, – Сми, кивнув, направляется к раковине и ставит туда бокалы.

– Что? – переспрашиваю я, потирая подбородок большим и указательным пальцами.

– Я сказал, что она милая.

Я поворачиваюсь, чтобы внимательно рассмотреть этого парня, который работает на яхте практически с момента нашего знакомства. Мы с ним примерно одного возраста. Мне было восемнадцать, когда я нашел его на улице рядом с «ВР» – в первые выходные после моей расправы над дядей. Сми был бездомным, попрошайничал мелочь, но в его глазах читалось нечто особенное. Было видно, что он попал в плохие руки и нуждался в человеке, который бы показал ему новый путь.

В этом я понимал его как никто.

Сначала я просто приходил к нему, давал немного денег, теплую