да еще с ним рядом была какая-то таинственная женщина. Однако все негативное казалось незначительным в свете того, что он все же, наконец, оказался дома.

И плевать, что он пропустил ужин.

– Я забыла, а кем вы работаете у моего отца? – спрашиваю я Тину, следуя за ними в бесхозный домашний кабинет.

Держа под мышкой папку, она с улыбкой устраивается на темном кожаном диване. В целом она довольно симпатичная: стройная, миниатюрная, с носиком-пуговкой и прореженной челкой. И тем не менее я не могу справиться с завистью, которая бурлит во мне при мысли о том, что эта женщина проводит с моим отцом столько времени, в то время как члены его семьи молятся хотя бы о капле.

– Я его правая рука. Без меня он пропал бы, – она поворачивается к папе, улыбаясь, и тот подмигивает в ответ.

Убейте меня.

Засосав нижнюю губу, я киваю:

– Понятно.

– Она моя помощница, – вклинивается отец.

– Так это ее голос звучит на заднем плане, когда ты торопишься скинуть звонок? – я удивленно поднимаю брови.

Между его глаз появляются морщины, губы опускаются, и маленькая девочка во мне, все еще отчаянно жаждущая получить одобрение, съеживается под его пристальным взглядом.

– Прости, я не хотела грубить, – тараторю я. – Просто… Тебя все время нет дома, и нам трудно. Особенно здесь, в новом месте.

Папа вздыхает, смотрит на Тину, потом снова на меня.

– Оставь нас, Тина.

– Питер, нам нужно… – она округляет глаза, но встать не решается.

– Я хочу поговорить с дочерью. Наедине. Выйди.

Со вздохом она кивает, откладывает папку, лежащую у нее на коленях, и медленно выходит из кабинета, бросая на меня презрительный взгляд.

Вот сучка.

Я жду, пока она закроет за собой дверь, а потом поворачиваюсь к отцу.

– Ну что, – улыбаясь, он прислоняется к своему столу, – как у тебя дела, Маленькая Тень?

Ласковое обращение, словно лассо, обвивает меня и тянет за собой, вызывая колючую ностальгию. Мне так и хочется ему рассказать.

Я кое с кем встречаюсь. И ты бы его возненавидел.

Но на данный момент я не хочу бороздить эти воды: нужно сохранять отношения с Джеймсом в тайне – до тех пор, пока я не познакомлю его с семьей.

Я выдавливаю улыбку, хотя в груди поселяется острая боль.

– Работаю в кафе, осваиваюсь на новом месте. Ты уже осмотрелся?

Лицо его смягчается, глаза теплеют, как и в прежние времена, и от этого простого взгляда все мои внутренности превращаются в кашу, а весь гнев и обида утопают в переполняющей меня надежде.

– Пока нет, но ты хорошо все обставила, – хвалит он.

Я отмахиваюсь.

– С мебелью трудностей не было, в отличие от погоды, к которой мы с Джоном до сих пор не привыкли. Здесь совсем не Флорида.

Я выдерживаю паузу, мои пальцы сжимаются в кулаки, ладони становятся липкими, потому что меньше всего на свете я хочу испортить этот приятный момент вопросами и недомолвками.

И все же слова слетают с моих губ прежде, чем я успеваю их остановить:

– Когда ты собираешься ему рассказать?

– Что рассказать? – папа держит руки в карманах.

– Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю, пап, – раздосадованная, я закатываю глаза. – О переезде Джона в школу-интернат.

Он переступает с ноги на ногу, трет пальцами подбородок.

– Венди, я пришел домой всего пять минут назад. Я даже его не видел. Не переживай, я все ему расскажу.

– Когда? – повторяю я.

– Когда что?

От разочарования у меня закипает кровь, гнев накатывает как лава, давление нарастает в груди, пока не вырывается наружу, подобно гейзеру.

Я сжимаю кулаки.

– Когда ты собираешься побыть с нами? Или одного вечера тебе достаточно? – шиплю я. Я бью себя по груди и взмахиваю рукой. – Когда ты поймешь, что здесь твои дети? Мы здесь, папа. А ты… везде, но не тут. Ты и Тина Белл.

– Венди, я…

– Не надо, – я поднимаю ладонь, чувствуя, как в горле образуется комок. – Пожалуйста, просто… хватит. Меня уже тошнит от слов утешения и пустых обещаний. Мне надоело переживать, что я подвожу Джона, когда на самом деле это делаешь ты. Это несправедливо по отношению ко мне, и ты это знаешь. Я знаю, что ты занят. Я все понимаю. Но, черт возьми, будь уже с нами, папа. Как раньше.

Отец вздыхает, раздувая ноздри. Он отходит от стола и медленно направляется в мою сторону.

Я прислоняюсь спиной к стене и сползаю на пол, прижимая ладони к лицу, чтобы остановить жгучие слезы. Я никогда не позволяла себе такой тон.

Я замечаю его туфли, и отец приседает передо мной.

– Маленькая Тень, – он опускается рядом, ставит локти на колени. – Я не знаю, что ты хочешь услышать, Венди.

– Просто скажи, что ты будешь дома, – слова застревают в горле, а дыра в груди начинает болезненно пульсировать. – Скажи, что мы для тебя – главные.

Он долго молчит, но потом отец все же обнимает меня за плечи и притягивает к себе. Прикусив губу, я сглатываю, пытаясь сдержать рыдания. Последнее, чего я сейчас хочу, – это выглядеть слабой перед таким сильным человеком.

– Важнее тебя для меня нет никого, – отвечает он.

– Я этого не чувствую, – бормочу я.

– Это так. И всегда было.

– А Джон? – добавляю я, чувствуя раздражение, сквозящее сквозь дымку его внимания.

– Что? – его тело напрягается.

– Ты сказал, что важнее меня нет никого. А как же Джон? Я не единственный твой ребенок.

– Да, конечно, – он прочищает горло. – И Джон тоже.

– Иногда, – шепчу я, ухватившись за вновь обретенную надежду, – иногда мне кажется, что ты вообще забыл о нашем существовании.

Отец целует меня в макушку, и я еще сильнее прижимаюсь к нему.

– Пожалуйста, скажи ему, – умоляю я. – Не взваливай это на мои плечи.

– Я скажу ему утром, – он кивает.

Вдохнув, я укутываюсь в его слова, как в одеяло, и облегчение сглаживает печаль, по крайней мере, на время.

А утром отца уже не оказывается дома. И Джон по-прежнему ничего не знает.

Глава 18

Джеймс

Встреча с Питером расставила все по своим местам. Его смерть уже так близка, что я чувствую ее запах в воздухе. Теперь осталось убедить Ру, что заключение с ним деловой сделки не пойдет нам на пользу. К тому же, меня крайне разозлит, если мои планы усложнятся из-за влияния Майклза на наш бизнес.

Даже если бы дни Питера и не были сочтены, я бы с опаской отнесся к его помощи.